Легкие миры (сборник)
Шрифт:
Это было в апреле 1745 года, в Лондоне. Он сидел в трактире, в отдельном кабинете, и жадно ел, так как запоздал с обедом и проголодался. Вдруг комната словно бы потемнела, а пол покрылся жабами и какими-то ползучими тварями. Потом тьма разверзлась и возник человек в сиянии и блеске, одетый в порфиру. «Не ешь так много!» – угрожающе сказал он Сведенборгу. Затем исчез, и комната приняла свой обычный вид. Профессор испугался и поспешил домой. Но тем же вечером незнакомец опять явился к нему во сне. Он сказал, что он – Господь Бог, Творец и Спаситель мира, что он избрал Сведенборга для того, чтобы возвестить людям духовный смысл Писания; и что он сам объявит ему, что именно он должен написать. «И той же ночью, – пишет Сведенборг, – мне были открыты со всей ясностью мир духов, небеса и ад. И с тех пор я оставил всякое писание о земных предметах и посвятил свои труды духовным вещам».
Сведенборг
Таким образом, смысл Страшного Суда в том, чтобы создать новую церковь, так как старая пришла к концу, никуда больше не годится, увязла в лицемерии; то есть это духовный Страшный Суд. Что, впрочем, не мешает людям продолжать жить себе как ни в чем не бывало, ведь у них есть свобода выбора.
Но что же за гробом-то, что за гробом? А вот что, говорит Сведенборг. Когда человек умирает, он сначала этого не замечает. Так же продолжает жить, как раньше жил, работать в своем кабинете, ездить в экипаже, посещать гостей. Только все становится немного ярче, а чувства обостреннее. Потом к нему приходят добрые духи (недоразвившиеся до ангелов праведники) и деликатно намекают, что он того-этого. Умер. Это мир духов. Сначала он не верит. Потом смотрит – да, действительно. И опять живет дальше, пока не сориентируется, с помощью ненавязчивых ангелов, куда ему отправляться.
Всего в загробном мире три царства: небеса (состоящие, в свою очередь, из трех слоев и из бесконечного множества «обществ»), мир духов и мир адов (так как ады тоже множественны и разнообразны). В зависимости от духовных заслуг человек отправляется туда или сюда, но не все так просто: грешники не горят тупо в огне, а очень даже наслаждаются смрадом и негодяйством, в котором они пребывают, потому что грех их радовал при жизни, радует и после смерти. Вонь в адах стоит великая, но ведь все надо понимать аллегорически, так что это вонь духовная.
Соответственно, небеса тоже устроены сложно-иерархически. Ангелы (а это бывшие люди, только и всего) рассортировываются в зависимости от своей способности любить Господа и полностью отказаться от любви к себе (то есть от гордыни и приписывания себе каких бы то ни было заслуг). При этом они еще делятся по интересам. Высшие ангелы, небесная элита, ведут между собой тонкие интеллектуальные разговоры, тем же, кто попроще, это неинтересно и не по силам, а случись им приблизиться к, так сказать, VIPам, они от этих бесед начинают как бы задыхаться и с облегчением возвращаются на свой привычный уровень.
Мир духов расположен между небесами и адами, и его обитатели в зависимости от того, как они себя позиционируют относительно Господа, блага и истины, имеют шансы отправиться либо туда, либо сюда. Но опять-таки никто нигде не страдает, а каждый селится там, где ему по сердцу. Небеса для грешников невыносимы и удушливы; им просто не надо добра, они и не завидуют. Также и праведники не завидуют высшим ангелам с третьих, внутренних небес; высшие ступени любви к Господу им просто не открываются; им это не дано.
Чем небеса ближе к Богу, тем они внутреннее; главное и основное, что должен сделать человек, чтобы достичь максимально высокого положения в небесной иерархии, – это верить в Божественное начало, в то, что от него исходит всякое благо и истина, всякая мудрость и разумение, и желать, чтобы оно им управляло. Вот тогда-то вышеупомянутые аллегории, или соответствия, покажут себя во всей мощи: такому верховному ангелу будет представляться, что он живет в дворцах неописуемой красоты и гуляет среди деревьев и цветов тоже неописуемых. На самом деле при попытке все же их описать получается обычная ювелирная ерунда: стволы золотые, листья серебряные; от профессора минералогии все же ждешь большей фантазии, а от Господа – тем более.
Главное условие спасения – добровольно-при-нудительное сотрудничество с Богом, так как Бог никого не понуждает, а лишь предлагает, но, если человек не идет на сотрудничество, Бог от него отвернется. Все небеса в совокупности составляют одного человека. Понятно теперь, почему Новый Иерусалим – это новые небеса; старые людишки-то никуда не годятся, веруют притворно, напоказ, а сами грешат вовсю. Надо менять.
В целом учение Эмануила Сведенборга невыносимо скучно и добродетельно. Некоторое оживление вносят нетривиальные расклады небесного царства: напримерно, ангелы там женятся, и не обязательно на прежних своих земных женах, а на подругах по вкусу; но любовь там существует только супружеская, а на сторону ни-ни, да и что за радость, помилуйте, сознавать, что твоя благоверная – такая же, в сущности, аллегория, как твой стол, дворец, сияющий каменьями, или грядки с радужными цветами? Относительно протестантской церкви Сведенборг в своем учении-видении допустил ересь, но и ересь добродетельную: Кальвин, Лютер и Меланхтон учили, что для спасения достаточно одной веры, Сведенборг же мягко уверял, что нет, недостаточно. Нужны добрые дела, милосердие нужно. Славный был старикан, добрый и скромный. В Лондоне, еще в период снов, он, бывало, заказывал к себе в номер несколько мясных блюд, а после возвращал их нетронутыми. Хозяину гостиницы он пояснял, что угощает являвшихся к нему для беседы духов. Есть они не ели, но обоняли жаркое с удовольствием.
От скромности, а еще от боязни прославиться, получить от этого приятствие и тем самым впасть в гордыню он вначале печатал свои сочинения анонимно, но желание возвещать открывшиеся истины все же было, так что шведское общество о нем прознало, и на него ходили посмотреть. У него был домик, садик с зеркалами, расставленными так, чтобы на перекрестках можно было видеть все цветы всех аллей сразу – как мило, – а еще он играл на органе и угощал посетителей изюмом.
Его любили как дворянство, так и король (тут надо зачем-то напомнить – так, для просвещения, – что в Швеции король и дворянство традиционно принадлежали к разным партиям. Короля поддерживало крестьянство, а знать парламентским путем сдерживала абсолютистские порывы). Смотрели на него как на безобидного сумасшедшего. Тоже вот интересно: дедушка еретик, у дедушки совсем поехала крыша: вообразил себя пророком, разговаривает с духами, и никто его живьем не закапывает в землю, никто не сжигает в срубе, не гонит босым в веригах за Полярный круг. Один знатный господин в письме другому пересказывает еретические чудачества старого профессора: якобы апостолы его навещают, и ангелы водят его пером, – и призывает: сдержим улыбку, не будем обижать старика. Каково! «сдержим улыбку!» – а не то чтобы вырвать ноздри и бить кнутом. И Сведенборг еще упрекает шведов в развращенности! «Шведская нация – худшая в Европе за исключением итальянцев и русских», – пишет он.
Мы испорчены Ближним Востоком: пророк представляется нам кудлатым, пыльноногим, в рваной хламиде и без юмора; богатым и знатным от него одно хамство и угрозы. Эмануил Сведенборг, напротив, был приятнейшим во всех отношениях, всеми уважаемым членом общества. За свои ученые заслуги он получил дворянский титул и фамилию Сведенборг (отец его носил фамилию попроще: Сведберг). Богатому, утверждал он, столь же легко войти в Царство Божие, как и бедняку; главное – любовь к Богу, далее по тексту. Язычники бывают лучше христиан. Африканцы ближе к Господу, нежели цивилизованные европейцы, ибо простодушнее и добрее. Некрещеные младенцы ни в чем не повинны, а потому попадут на небеса после некоторого обучения. Если древние пророки питались акридами и диким медом, а то и изнуряли себя голодом и жаждой, то наш пил чай и очень сладкий кофе с булочкой, любил миндаль, изюм и шоколад. После того как Господь шуганул его в лондонском трактире, мяса он уж не ел, но в сладком себе не отказывал. В гости надевал бархатный камзол лавандового цвета, черный шелковый жилет, туфли с золотыми пряжками. Лицо было бледное, рот широкий.