Легкий кораблик — капустный листок
Шрифт:
— Теперь слушай о деле. Два месяца мы тебя выдерживали и проверяли. Теперь, когда ты прошел проверку на длинный язык, мы тебе доверяем. Поехали с нами в город!
— Да я… плохо себя чувствую… — заспешил дядя Яша.
— А ну-ка, Малыш, приведи его в чувство! — скомандовал Кривой Чур.
— Мне уже лучше! — заверил дядя Яша. — Я поеду с вами, но раньше вы мне скажите — кто вы такие? Воры, да? Мне надо знать.
— Знаешь, что бывает с теми, кто слишком много знает?! — спросил Кривой Чур.
— Да я…
— Эгоист он у нас.
…Они ехали по городу. Кривой Чур, не стесняясь, болтал с Малышом о своих делах. Дядя Яша молча крутил баранку и сокрушался про себя — как легко он сдался этим разбойникам.
Когда машину остановил светофор, дядя Яша снова вспомнил Петину сказку и прошептал: «Эх, капустный листок, капустный листок! Если бы я тебя встретил раньше, все, возможно, сложилось бы по-другому!»
— Чего шепчешь? — спросил Кривой Чур.
— Про капустный листок!
Малыш и Кривой Чур захохотали. Им было очень весело. Все шло как надо.
Большой совет
Прошло больше месяца, а беспорядки в четвертом «в» не утихали. Федоров связался с Венькой и Цаплиным, которые считались неисправимыми двоечниками. Скоро и результаты сказались: Федоров нахватал двоек. Любовь Ивановна его пристыдила, а он ей в ответ — грубить! Миша Сорокин даже присвистнул на уроке — вот до чего Федоров докатился! Любовь Ивановна и Сорокину — замечание: какой может быть свист на уроках?!
Уже четко все разграничилось: у Федорова — своя компания, а у Красномака — своя. Дня не проходило без драки.
Когда Федоров нагрубил учительнице, Сорокин, командир отряда, сказал себе: «Надо кончать с этим!» — и назначил сбор совета отряда.
— Мы собрались сегодня, чтоб обсудить поведение и успеваемость Федорова, а также Жбанова и Цаплина, потому что они сейчас заодно и тянут класс назад! Кто хочет сказать?
Захотел сказать Борька:
— А по-моему, Федоров — того! Он очень даже злющий! Если он еще раз к нам с Петрушкой сунется — реветь ему от Юрки Ларионова кровавыми слезами! Я на этого Федорова плюю! У меня есть друг, Петрушка! Вот он — настоящий! И по учебе мне помогает, и в шахматы научил, и…
— А в пеленки он тебя не заворачивает? — всунулся Цаплин, который в это время к червям нитки привязывал.
— Да ты! — задохнулся Борька.
— Цаплин, молчал бы! — посоветовал Миша. — Когда твоя очередь придет — от тебя путного слова не добьешься!
— Ага! — сказал занятый Цаплин.
Саша сидел с опущенной головой и смотрел на зеленое поле парты.
А над зеленой партой вставал прошлогодний городской лагерь, когда отчаянный хвастун Борька Красномак сидел на крыше трансформаторной будки. Оттуда он должен был на спор спрыгнуть с семиклассником Юркой Ларионовым. Юрка стоял внизу и дразнил Борьку трусом.
Саша взобрался к Борьке:
— Давай вместе!
Они прыгнули.
Что-то сдавило Саше горло. Он положил подбородок на кулаки и сказал себе: «Только попробуй!»
Венька наклонился к Цаплину, и они захихикали, раскачивая червяков.
— Кто еще сказать хочет? — спросил Миша.
Вызвался Алешка Сизов. Он ни с того ни с сего набросился на совет отряда и стал ругать всех подряд.
— Сорокин сам на уроках разговаривает, а сегодня даже свистел! Петрова записки пишет все время! Кому она записки пишет? А Стародубцев книжки читает посторонние, а Красномак списывает!..
И пошел, поехал.
Тут раздался страшный визг. Визжали девчонки. Цаплин, пока Алешка выступал, повесил девчонкам червяков на шеи. И нитки даже завязать сумел!
Сорокин нитки стал перегрызать. Уйма времени ушло. Девчонки плакали и дрожали.
Так с двоечниками толку и не добились. Выпроводили их и вынесли решение перевоспитывать Федорова, Цаплина и Жбанова. Ответственным за перевоспитание назначалась Нина Петрова. Нина отказывалась, но Миша ее уговаривал:
— Ты, главное, к ним с подходом! Как они к тебе относятся?
Нина смутилась:
— Да никак!
— Записки не пишут? Сама бы написала, например, Цаплину: «Давай дружить!»
— Цаплину? — испугалась Нина.
— Ну, Жбанову!
— А может, Федорову!
— Федорову не надо, он сам исправится! Эти два дружка, они труднее! Для дела, понимаешь, надо!
Борька во время разговора скучал, потом стал крутить портфелем и попал по голове Тряпичкиной. Его с позором выгнали, и он припустился к дому. У дома он замедлил шаг — его поджидали Венька, Цаплин и Федоров.
— Во идет дите отличника! — сказал Цаплин, а Жбанов приложился так, что Борька влетел в парадную.
Он остановился на третьем этаже и позвонил. Открыл ему Юрка Ларионов.
— Юрка, — сказал Борька, — ты говорил, что кого захочешь излупить можешь. Возьмешься за Федорова?
— За дружка твоего, что ли? — спросил Юрка, чавкая. Он обедал булкой. — Что так?
— Да взбесился он!
— С лечебной, значит, целью?
— Ага!
— Ну, это хорошо, что с лечебной. А что дашь? Лупить бывшего дружка — дорогая работа!
— Фонарик! Мать из Новосибирска привезла!
— Надо посмотреть! Одного лупить-то?
Борька задумался:
— Хорошо бы еще Веньку да Цаплина в придачу!
— Который из них Венька — сундук, что ли, здоровый?
— Во-во! А Цаплин и вправду, как цапля! Цаплина — легко!
— Ну ладно — тащи фонарь! За мной не заржавеет!
Юрка захлопнул дверь, а Борька с тяжелым сердцем потащился вверх. Разве он думал, что придется Юрку подговаривать лупить лучшего друга?
Воспоминания обступили Борьку — везде был Саша.