Легкое поведение
Шрифт:
Взгляд Лоренса неподвижен. Костяшками пальцев он очерчивает контур моего лица, спускаясь по изгибу скулы к губам. Удовлетворенно кивает. На мужественном лице появляется обольстительная улыбка. Не говоря ни слова, он помогает мне встать и по длинным белым коридорам ведет за собой в спальню. Мы проходим мимо абстрактных картин, современной скульптуры, китайских ваз с белыми орхидеями на антикварного вида столиках. Единственный звук в тишине — цоканье моих каблуков.
У меня вспотевают ладони.
Пульс зашкаливает.
Вот и все.
Но у самой спальни на
«Почему именно я, Ронан?» — «Потому что, глядя на тебя, я вижу все, чего я хочу. Все, что мне нужно.»
В груди все сжимается, но я не позволяю мыслям о Ронане сорвать то, что вот-вот произойдет, я запрятываю их глубоко-глубоко и закрываю на замок. Я здесь для того, чтобы переспать с другим. После чего смогу наконец отодвинуть Ронана в прошлое — где ему и место.
В спальне Лоренса царит идеальный порядок. Вещи не валяются кучками по углам, нет их и на коричневом кожаном кресле возле окна. В центре комнаты стоит большая и удобная с виду кровать, застеленная бельем серебристо-стального цвета. Я оглядываюсь, изучая детали обстановки — слева зеркало в золоченой раме, на темно-серых стенах картины, — и замечаю на тумбочке у кровати открытую книгу.
Отойдя от двери, я осторожно ступаю по комнате, цепляя кончиками пальцев прохладную, матовую поверхность мебели из дерева цвета эспрессо. Перебираю складки тяжелых черных штор.
Заинтересовавшись его книжными вкусами, подхожу к тумбочке, но не успеваю перевернуть книгу, как он цитирует строчку о весне и диких вишнях в лесу, которую и я знаю наизусть.
Пока приятное удивление оседает, я оборачиваюсь и улыбаюсь — впервые после того, как мы ушли из кабинета. Он стоит, лениво подперев плечом гардероб, и, поглядывая на меня сквозь полумрак спальни своими яркими глазами, потирает грудь — такими размеренными движениями, словно ласкает свой член.
— Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаяния. Пабло Неруда. Один из любимых моих поэтов.
Он с улыбкой кивает.
— Да ты, оказывается, ценитель поэзии. Вот уж не ожидал.
Я пожимаю плечами, стараясь держаться небрежно.
— Поскольку я росла в одиночестве, друзей мне заменяли книги. Ну, а поэзия… поэзия помогла мне понять себя.
Пока я поправляю волосы, Лоренс быстро пересекает комнату. Склоняется и берет мое лицо в ладони, его движения властные, уверенные, и мне это нравится.
— Я наговорился, Блэр. Вставай на колени.
Когда наши взгляды сталкиваются, нас вжимает друг в друга силой взаимного притяжения, и результат — ослепляющий, разрушительный, точно взрыв. В нашей битве не может быть победителя, нам обоим слишком нравится эта игра. Я падаю перед ним на колени. Задрав голову, смотрю, как он расправляет ремень, расстегивает верхнюю пуговицу и медленно ведет молнию вниз. Высвободив возбужденный член, он несколько раз проводит по нему рукой, предоставляя мне возможность оценить истинный размер и красоту своей внушительной эрекции.
У меня во рту скапливается слюна.
Кровь, спутывая мысли, бьет
Щекам горячо, между ног пульсирует жизнь, желание.
— Открывай. Шире. — Он ловит меня за подбородок и, приподняв его, ласкает мою нижнюю губу. — Сейчас я трахну тебя в рот.
Он отдает приказ, но момент контролирую я. Я сама ловлю его член и обеими руками ласкаю по всей длине, после чего, подавшись вперед, засасываю в рот. Мой язык долго движется по пульсирующим венам. Лоренс закрывает глаза, стоит моим губам обхватить его горячую гладкую плоть, лицо становится таким, словно он умирает восхитительной смертью. Я вытягиваю его наружу и, пока облизываю головку, собирая капли солоноватого семени, слышу, как из глубины его нутра исторгается стон.
Этот звериный рык сводит меня с ума. От него я вспыхиваю, как от спички, меня переполняет бесстыжее, разнузданное желание. Колени горят, я лезу в трусики и начинаю тереть себя, размазывая по набухшему клитору свою влагу. Дурея от наслаждения, вталкиваю его член так глубоко, что касаюсь губами яиц.
Лоренс снимает пиджак, отбрасывает его на пол, следом летят сорочка и галстук. Впившись в меня глазами, он смотрит, как я трахаю себя пальцами, пока самозабвенно сосу его, как леденец.
— Черт, Блэр.
Он накручивает мои волосы на ладони, толкается все жестче и жестче. Приподняв бедра, заводит член до упора, трахая меня в рот, овладевая моим ртом, и я принимаю его. Я принимаю его, пока не начинаю давиться, и только тогда, тяжело дыша, вытаскиваю. Вытерев подбородок, я насмешничаю, водя по его члену кончиком языка:
— И это все, на что ты способен, Лоренс? Перестань быть гребаным джентльменом. Сделай так, чтобы я захотела трахнуться с тобой, как животное. Используй меня.
— Фак, — рычит он. — Все, достаточно!
Он помогает мне встать, после моего рта его член влажно блестит. Теперь, познав его солоновато-мускусную сладость, я хочу его еще сильнее.
Мне нужно ощутить его внутри, и я тянусь к нему.
— Хватит глазеть. Трахни меня.
Он останавливает мои руки на полпути.
— Нет. Сними сначала вот это, — приказывает отрывисто, пальцем лаская прикрывающую мои плечи ткань. — Покажи мне себя.
Едва его просьба проникает мне в уши, как волоски у меня руках встают дыбом. Завороженная пылающим в его глазах ярким инферно, я стягиваю платье с плеч. Чувствую, как оно соскальзывает на пол, и остаюсь перед его оценивающим взором полностью обнаженной, в одних маленьких кружевных стрингах. Он начинает ласкать себя у меня на глазах, восхищенно рассматривая мое тело.
Впрочем, восхищен не он один.
Пока он себя надрачивает, я впитываю его неумолимую красоту. Если в костюме Лоренс казался мне совершенством, то обнаженный он поистине великолепен. Сильные, широкие плечи, способные удержать на себе мир. Безупречно развитые мускулы — ему не составит труда отыметь меня у стены, подхватив за бедра. Кожа цвета меда. И прекрасный член.
Лоренс — олицетворение мужественности.
Он описывает круг, любуясь мной, как произведением искусства, затем командует: