Легкомысленная невеста
Шрифт:
— До следующей деревни надо еще дойти, — перебил его Хью. — И я не хочу, чтобы о нас судачили. Если бы ее милость сопровождала женщина-компаньонка, то на нас никто и внимания бы не обратил. Но уж так получается, что если мы не станем говорить о том, что я ее муж… Да, кстати, я хочу, чтобы мы не называли никаких имен. Чем мы ближе к Аннану, тем больше вероятность того, что нас кто-нибудь узнает.
Лукас кивнул. Становилось холоднее, снегопад все усиливался, и Дженни заметила, что Хью все чаще посматривает на небо.
К тому времени, когда они подъехали к лесу, о котором он говорил, лошади совсем измучились и с рыси перешли на шаг. Зубы у Дженни стучали, она с трудом могла разглядеть дорогу.
В лесу стало чуть легче, ведь они оказались в окружении буков с густыми кронами, создававшими над головами путников плотный ветвистый купол. Правда, ближе к дороге он становился чуть менее плотным, а вот в лесной чаще ветви переплетались так густо, что на землю падали лишь небольшие клочья снега. Некоторое время они ехали по лесу на восток, а затем Хью свернул стропы на небольшую поляну под густым покровом буковых крон.
— Остановимся здесь и разведем костер, — сказал он, посмотрев на Дженни.
Она попыталась улыбнуться, но ее губы застыли от холода.
Поморщившись, Хью соскочил на землю и подошел к Дженни, чтобы снять ее с лошади.
— Детка, да у тебя губы совсем посинели, — промолвил он. — А мне-то казалось, что тебе совсем не холодно в этом теплом плаще. Ты бы хоть сказала, что озябла.
— Я даже не понимала, насколько замерзла, — прошептала она, когда Хью поставил ее на землю.
Ее ноги совсем окоченели, так что Дженни даже споткнулась, когда попыталась сделать несколько шагов.
Хью тихо выругался, подхватил ее и велел Лукасу принести одеяла, поскорее поставить палатку и развести костер.
— Ее милость промерзла до костей, — проговорил он. — Постарайся найти что-нибудь, чтобы ее можно было согреть, а потом поторопись с палаткой и огнем. У тебя плащ промок от снега? — обратился он к Дженни.
— Нет еще, — слабым голосом ответила она.
— Знаешь, ведь ты умная женщина, но временами ведешь себя как ребенок, — проворчал он. — Неужели ты не заметила, что у тебя руки коченеют? И даже не пытайся убедить меня в том, что это не так!
— Я не знаю, насколько сильно они замерзли, потому что не чувствую их.
— Я сейчас поставлю тебя на ноги, — мрачно промолвил Хью. — Я тебя придержу, но ты двигайся, пока я растираю тебе руки. Будет больно, но это к лучшему. И это послужит тебе уроком на будущее: ты будешь знать, что к такой погоде нельзя относиться легкомысленно. Как только Лукас разложит тюфяки и одеяла, мы с ним наберем хвороста для костра. А пока я должен согреть тебя.
Он говорил правду. Ноги у Дженни заныли, как только она попыталась шевелить ими, а когда Хью велел ей энергично потоптаться на земле, она раздраженно ответила:
— Да не могу я! Мне очень-очень больно! Не надо!
— Делай, как я говорю, — возразил он.
Взяв Дженни за плечи, он как следует встряхнул ее, а затем снова стал растирать ей руки. Ей очень хотелось потопать, но она понимала, что это причинит ей боль. К тому же она заметила, что Лукас уже установил палатку и заносит туда одеяла с тюфяками.
— Можно забираться туда, сэр. Господи, да девочка, похоже, просто окоченела и, наверное, умираете голоду! Придется вам понянчить ее до тех пор, пока я не разведу огонь.
— Я не маленькая! — воскликнула Дженни.
— Да он не это имеет в виду, — отозвался Хью. — Но ты старайся двигаться, пока он разводит костер. Шевелись!
Хью указал на палатку, а Дженни спросила:
— А разве не весь лес намокнет?
— Только снаружи, а здесь, внутри, под ветками, будет посуше, — ответил Хью. — Именно поэтому мы и сделали здесь привал. Ну а теперь забирайся в палатку.
Дженни очень хотелось, чтобы Хью сам отнес ее туда. Он же такой сильный и бодрый, а палатка, хоть и стоит вроде рядом, кажется такой далекой. И ноги у нее так болят!
— Иди! — прикрикнул на нее Дуглас.
Дженни нерешительно шагнула вперед. Каждый шаг давался ей с большим трудом, ей казалось, что в ее кожу впиваются сотни колючек и иголок, однако ноги вновь обретали чувствительность, и Дженни надеялась, что вскоре с ними все будет в порядке.
Она наклонилась, чтобы войти в палатку, и Хыо последовал за ней. Там он велел Дженни лечь на тюфяки, которые Лукас уложил один на другой.
— Я накрою тебя, — сказал Хью. — Ты очень быстро согреешься.
— Я бы хотела снять плащ, — вымолвила Дженни.
— Хорошо, дай его мне. Я стряхну его и положу сверху. Он все еще хранит тепло твоего тела и согреет им одеяла.
Дженни легла, позволив Хью снять с нее ботинки и укрыть ее одеялами. Однако дрожь все еще сильно била ее. Одеяла казались холодными, ногам стало еще холоднее, и зубы вновь застучали.
— Черт! — выругался Дуглас. — Лукас был прав.
Он снял с себя плащ, стянул сапоги, улегся рядом с Дженни и привлек ее к себе.
— Именно поэтому он сказал, что я должен понянчить тебя. Правда, Лукас имел в виду, что мы должны соприкасаться кожей, как кролики. А теперь постарайся расслабиться, детка, — добавил он. — И прижмись ко мне как можно крепче.
Когда Хью укладывался рядом, тело Дженни напряглось. Однако от него исходило блаженное тепло, так что, едва его рука обняла ее, она прильнула к нему всем телом. Его одежда была влажной — это она ощутила даже сквозь чулки, и все-таки наслаждалась теплом его тела.