Легкой поступью безумия

Виноградова Ольга

На тонких губах девушки впервые за долгое время расцвела улыбка. Месяцы перед освобождением были самые трудные и длинные для нее, но страх возвращения душевного недуга придал ей сил выдержать их. С честью. Ее собственные заслуги в деле выздоровления признал и лечащий врач, очень хорошо все эти годы относившийся к юной пациентке. Он искренне желал ей полного выздоровления, как и всем больным.

– Ну, вот и все, Селестина, - произнес доктор, подписывая документ, - торжественно вручаю тебе справку о состоянии твоего здоровья! Поздравляю, моя дорогая, ты проделала огромный путь! Са-мо-сто-я-тельно! Ты умничка, и я горжусь тобой!
– профессор психиатрии, мужчина лет тридцати пяти, протянул сидящей по другую сторону стола девушке папку с документами.

– Я не знаю, как вас отблагодарить, доктор. Вы столько для меня сделали, что мне никогда не расплатиться с вами, - Селестина потупила взор. Она чувствовала себя бесконечно обязанной человеку. Он вытащил ее из омута безумия и вернул к нормальной жизни.

– Бросьте!
– профессор посмотрел на нее поверх очков.
– Если ты о деньгах, так клиника в накладе не осталась, а лично для меня самой большой наградой является видеть, как ты снова улыбаешься. Признаться, в начале лечения я не обладал твердой уверенностью, что ты справишься, но ты победила, Селестина, - щеки девушки расцвели маковыми бутонами. Какая она стеснительная… И красивая. Даже не верится, что ее тонкое одухотворенное лицо могло превращаться в устрашающую гротескную маску. Пародию на человека… - Пойдем, я провожу тебя, - врач встал из-за стола, набросил, не застегивая, легкий полушубок.

Возле массивных дверей клиники в холле, медсестра принесла шубу девушки и объемный пакет с личными вещами. На стульях Селестину уже ждала семья, а младшая шестнадцатилетняя сестренка и вовсе подпрыгивала от нетерпения. Обедневшие аристократы, не имеющие за душой ничего, кроме гордости и маленького ветхого домика, не посчитали возможным отказаться от родной крови. Мысли такой не возникло!

Мать заключила девушку в объятия, а отец расцеловал в обе щеки. Сестренка дождалась своей очереди и с радостным воплем повисла на шее Селестины. Профессор хмыкнул в кулак, и открыл дверь. Нет, хороший сегодня день! Двери клиники редко открываются на выход, а так хотелось бы чаще…

– Прозвучит ужасно, но я желаю вам никогда сюда не возвращаться!
– счастливое семейство в полном составе вышло на крыльцо.

– Но как же осмотр?
– забеспокоилась девушка.

– Я сам загляну к вам в гости через полгодика. Вряд ли тебе будет приятно вновь увидеть эти стены, - врач поклонился, отдавая дань уважения самоотверженности родственников, достойно выдержавших испытание.
– А пока пообещай мне - никаких приключенческих романов на ночь. Договорились?

– Договорились, профессор, - девушка смущенно протянула узкую ладошку для рукопожатия, но доктор перевернул ее и коснулся губами тыльной стороны. Пусть красавица привыкает к возвращению в нормальную жизнь.
– До свидания…

Распрощавшись с семейством, врач запер за собой тяжелую дверь - его ждали другие пациенты, а Селестина… У нее все будет хорошо.

Старые лошади тащили расхлябанный экипаж по заснеженной дороге до Ристеи, небольшого городка в прибрежной зоне Белого Моря. Денег на кучера у кер Фарлессов не было, поэтому дряхлой четверкой правил глава семьи. Селестина так соскучилась по миру за трехметровым забором клиники, что устроилась рядом с отцом, игнорируя холод и крупные снежинки, которые летели, летели и летели… Прелестный, бесконечный танец…

– Селестина, все в порядке?
– отец помнил беседу с профессором. Ту, о которой дочери не сообщили. Мужчина отлично запомнил рекомендации… Опасно для сумас… больных, смотреть на ритмичные, затягивающие внимание вещи: огонь, волны и падающий снег…

– Да, задумалась… Так красиво, папа… В клинике снег всегда сгребали и вывозили, а в такую погоду не выпускали гулять… Я рада, что теперь могу наслаждаться всем этим, - девушка разбросала в сторону руки, обнимая весь мир.
– Спасибо, вам за все. Я так люблю вас!
– Селестина обняла отца и поцеловала его в небритую щеку.

Городок, где проживали кер Фарлессы был построен очень давно и почти не изменился с того времени. В центре улочки такие узкие, что два экипажа могли разминуться только заехав одним колесом на обочину. Зимой дела обстояли еще хуже: домовладельцы отгребали снег с прилегающей территории и оставляли сугробы на середине проезжей части. Кэбы перебирались на тротуары, распугивая прохожих, те грозили кулаками кучерам вслед и носили бесконечные жалобы Главе города, но что он мог сделать?

Население пятнадцать тысяч душ. Все на виду друг у друга. Мелких правонарушений нет, о более серьезных преступлениях говорить не приходится. Некого привлекать к уборке. Ни обязать людей, ни купить. Платят хозслужащим крайне мало. Спрос на рабочие руки в провинции всегда превышал предложение. Городской Глава много размышлял над решением этой проблемы, каждый год изобретая различные способы, но успеха в деле чистоты улиц не добился. Леры в такую глушь тоже не заглядывали, а уж им-то раз плюнуть растопить наледь и сугробы. Но бывшую пациентку клиники это волновало мало. Она обожала некий уют старого города, дающий покой и умиротворение. Искусно сделанную мастерами прошлого лепнину на стенах зданиц. Узкие окна со множеством мелких стекол и переломленные в них отражения. Другой мир. Зазеркалье… И те, кто живет там так же пытливо смотрят на реальность с другой стороны.

Селестина не захотела сидеть дома, ей казалось это неоправданной трусостью, наоборот, она предпочла заявить о своем возвращении. Показать всем, что жива и здорова. Конечно, она боялась. Сомнений, осуждения и даже брошенных в лицо оскорблений, но выйти в свет все равно придется… Не сидеть же в заперти остаток молодости? Хватит с нее четырех стен! Долой каменные преграды - она cвободна!

Девушка упросила семейство выйти на прогулку. На центральной площади шла битва снежками за обладание ледяной крепостью, там же лоточники предлагали зевакам и "убитым" участникам снежных баталий горячий чай и сладкие булки. Многие узнавали Селестину или догадывались о том, кого видят перед собой, но взгляды скорее были заинтересованные нежели наполненные отторжением.

Пара девушек, что посещали вместе с аристократкой занятия по письму и чтению, поприветствовали ее, а с другими и вовсе состоялась короткая беседа. Бывшая пациентка клиники осталась довольна: общество благосклонно отнеслось к ней и вроде бы сажать на цепь Селестину никто не собирался. Вернувшись домой и скромно поужинав, счастливая семья разошлась по спальням и спокойно уснула…

Наконец-то, воля… Годы заточения в вонючей человеческой клетке закончились! Да, пришлось на время усмирить свою суть. Усыпить бдительность своей слабой второй половины. Позволить ей руководить и командовать. Но это того стоило. Не зря… Не зря она согласилась на сделку с самой собой. Глупенькие доверчивые людишки… Вас так легко обмануть… Смутить внешней оболочкой… Вы не чувствуете так, как мы… Запаха… Вкуса… Вы слепы и глухи… Вы прячете слабые тела в шкуры, содранные с наших собратьев… Вы едите нашу пищу, живете на наших землях и вырубаете наши леса… Но скоро этому придет конец. Чувствую, знаю… Грядет то, от чего шерсть на загривке встает дыбом, а хвост трусливо прячется меж ног… И будет ночь, и будет вой и будет бег по крышам, и утонут ваши города в крови…

А пока… У нее есть несколько незаконченных дел. Немного долгов, которые стоит раздать. В первую очередь тому, кто мучал ее. Травил и заставлял словно дрессированную собачку стоять перед ним на задних лапах. Ах, с каким бы удовольствием она бросила бы его разорванный труп в центре городка, чтобы навести панику и ужас. Спрятавшись в тени наблюдать за бестолково мечущимися человечками, выбирая следующую жертву, но следует быть осторожной, очень осторожной, ибо люди хоть и глупы, но злопамятны… Второго раза не будет… Они испугаются… Держать дикого зверя рядом с собой… Не жалея, отправят на живодерню…