Лекарь 6
Шрифт:
Можно, конечно, сказать, что я приехал, как турист, посмотреть Тбилиси и потерял или у меня украли паспорт со всеми билетами. Тут есть, о чем подумать, могу представиться своим отцом, единственно, что я не знаю, где он тогда был прописан, это тоже зависит от года. Я могу не помнить номер своего потерянного паспорта, кем и когда он был выдан, но место прописки должен знать, как отче наш, как каждый советский человек.
Можно, конечно, обзавестись парой синяков и шишек на голове и все валить на потерю памяти, как пришлось делать в Черноземье. Но выглядеть будет слишком подозрительно
Одно дело, когда ты, как честный гражданин Советского Союза, просишь помощи у органов и выкладываешь про себя все-все, и номер паспорта, и место, и дату прописки. И совсем другое, если ты помнишь только имя, фамилию, отчество и больше ничего. Придется еще прорываться из отдела милиции с боем, что у меня получится, только и искать меня будут серьезно. Тогда лучше сразу вернуться к Храму и готовиться к переходу, на Вуоксу или обратно, в Черноземье.
Нужна будет еда, довольно много и перец, отбить нюх у собак, если за мной увяжется погоня. Еды — столько, чтобы пересидеть пару недель в Храме.
Если найти здесь, среди местного криминала, людей со связями, можно спокойно купить потерянный или украденный паспорт, переклеить с умелыми людьми фотографию и с ним спокойно ехать в свой город. Насколько я помню, с криминалом в Грузии все очень кучеряво, особенно при позднем Союзе, умельцы такие найдутся без проблем.
Пока я так думал и рассуждал, жуя мясо и запивая его водой, прошло пару часов и вскоре зашевелилась притихшая было собака, запрыгав около ворот, на которые я мог посмотреть, сильно вытянувшись из верхнего окна. Лучше мне подождать здесь, чтобы оценить, приедет ли хозяин один и, если не один, то, сколько народа он привезет. У меня будет пару минут на то, чтобы он привязал собаку и пропустил народ к дому.
Почему то, я думаю, что один хозяин не станет рисковать разбираться со мной, хотя, вчера, на все его попытки доминировать, я никак не ответил. Но, если я буду сопротивляться и схвачусь за нож, у него будет вариант только застрелить меня.
Не факт, что он этого захочет, хотя — чужая душа потемки.
Вскоре и я услышал завывание движка и через пару минут жигуленка вскарабкалась на косогор и остановилась перед воротами. Я успел увидеть, как из машины вылезло, с пассажирских мест, двое крепких мужиков, с той стороны машины, которую я мог видеть, и они подошли к забору.
Серьезная команда подобралась, трое есть точно, может и еще кто сидит за водителем. Я оставил свой рюкзак на верху и быстро спустился по лестнице вниз, где уселся за столом, подальше от входа, тут и места для стычки побольше будет. Легкий озноб предстоящей схватки охватил меня, и я успел подскочить к двери и рассмотреть в щелку наверху, как Зураб загоняет алабая в загон и закрывает дверцу ограды.
Так, один серьезный противник изолирован, зато еще двое идут к Зурабу, по взмаху его руки, открывают ворота и входят на двор. У одного в руках есть что-то длинное и гибкое, он немного размахивает этим предметом, и я слышу звон цепи. После чего возвращаюсь на свое место, пытаясь осмыслить свою промелькнувшую догадку.
— Они хотят посадить меня или заковать на цепь, чтобы я остался здесь и никому не смог ничего рассказать, — доходит до меня, — И пользу общему делу принесу, сняв с хозяина обязанности поливать и ухаживать за кустами пахучей травы.
Хотя, чего гадать, сейчас мне объявят мой приговор.
Действовать придется быстро, чтобы хозяин не успел сбегать за ружьем, которое, по-видимому, осталось в машине. Втроем, понятно, крепкие простые мужики не боятся профессора-ботана с кафедры ботаники и биологии, которого придется пару раз ударить, для полного внушения и приведения к покорности. Пусть профессор и крепкий с виду, только по разговору — беспомощное создание.
Мужики негромко переговариваются, только, похоже, на родном языке.
Гремит навесной замок и дверь распахивается, вслед за Зурабом вваливаются его подельники, в таких же немарких, синтетических брюках и светлых рубашках, оба жгучие брюнеты, из рубашек у всех троих выглядывает густая поросль черного меха.
Очень крепкие парни, скорее, мужики, лет тридцати — сорока, плотные и коренастые, не уступают Зурабу, по виду, в силе и настроены решительно. У одного длинная цепь в руках, у второго — несколько веревок.
— Тэбэ хто разрэшиль вниз? — встреча начинается сразу с наезда Зураба. Понятно, создает чувство вины у гостя, что тот зашел туда, куда ему не разрешали. Зашел и теперь придется ответить за проступок.
Мужики останавливают свое продвижение ко мне и ждут ответа. Хорошие все же люди, дают возможность показать себя нормальным человеком, а не тварью дрожащей. Как отвечу, так и будут, возможно относиться, наденут цепь с уважением или просто, на пинках.
— А, что, уважаемый Зураб, какие то проблемы? — интересуюсь я, — Вы мне ничего не запрещали. Да и не можете, по праву гостя. Есть такое понятие, — повнушительнее добавляю я.
Сошлемся на святые для горцев обычаи.
Вижу, что такое сравнение хозяину не нравится, он раздраженно мотает головой и командует:
— Нэ о чем гаварыть! Дэржите его.
И, добавляет на своем грузинском несколько слов.
— Смотрите, я предупредил! — и я демонстрирую небольшой ножик, — Кто-то может умереть сегодня.
Ножик столовый и не сильно пугает решительный парней. Свой кинжал я не стал брать с собой, он точно тянет на статью. Если на словах я смогу отговориться при проверке органами, то, такой аргумент потянет на более серьезную проверку.
Мужики подхватывают стулья и напирают на меня, толкая ими вперед и прижимая меня в угол, я сопротивляюсь и, уловив момент, с малым применением маны отбиваю стулья прямо в лицо каждому из помощников Зураба. Достается им хорошо, у одного разбита губа, прямо распорота об острый угол, он отскакивает и пытается нащупать повреждения, второй получает в район лба и отлетает на пару метров, ошарашенно тряся головой.
Зато Зураб кидается на меня и, обхватив поперек туловища, окончательно зажимает в углу, лишая возможности сопротивляться. Разъяренные мужики скоро опомнятся и понесутся ко мне, размахивая кулаками и явно желая устроить мне большую взбучку, отлупить до полусмерти за нанесенные повреждения и ущемление чести и достоинства.