Лекарь
Шрифт:
Он зыркнул на меня из подлобья, и неожиданно показал язык.
— Тьфу на тебя три раза, я ему говорю….
— Цыть, неясыть. Иди лучше посмотри комнату, а я пока верблюдов отведу, пока пришлые не подошли.
В большом дворе стоял гул от разговоров людей, ревел какой-то ишак, долго и протяжно и даже удары палкой не смогли остановить его вдохновенное пение, заткнулся он только после того как ему самому похоже надоело. Сразу стало тихо, в дальнем углу у открытых ворот сарая разгружали пришедший караван. С лежавших на
— Ты чего лыбишься? — Не заметно подошедший Ибрагим присел рядом.
Я молча указал на ворота и стоящих там стражников, и рассказал что видел, он тоже улыбнулся, — Может поспорим?
— На что?
— На медный дирхем, против золотого.
— Ого. Это откуда у нас такие деньги?
— Не всё же только тебе зарабатывать, я ещё кой чего могу.
— Овец пасти ты можешь, — Я откинулся на прохладную ещё после ночи, кирпичную стену и прикрыл глаза.
Рядом послышалось злое сопение, я приоткрыл один глаз, — Ибрагим, ты, когда последний раз в руках кетмень держал? Ты умеешь месить глину и делаешь отличные горшки? Ты воин, и останешься им до конца. Всё что ты умеешь….
Сопение прекратилось, и, я вдруг услышал спокойный, даже какой-то обиженный голос, — Всего лишь хотел поспорить с ним, а он ….
Что он хотел сказать, осталось неизвестным. Подбежавший к нам парнишка, позвал комнату смотреть.
Так себе, ничего интересного, низкий диван с наваленной грудой подушек, вытертый ковер посередине, кривоногий столик. В дальнем углу на подставке медный таз и рядом с ним кувшин с водой. В приоткрытое окно, доносятся звуки со двора.
— Мухаммад, бросим монетку, кому, где спать? — Ибрагим, сбросив у входа суму, рассматривал дверь, проверяя надежность засова.
— Обманешь.
— А как же, без этого нельзя. — И тут же добавил, — Дерьмовый запор, его оттуда ножом поддеть, и к нам зайти, как делать нечего.
— И что? — Я дошел до дивана, опустил свою ношу у изголовья и принялся скидывать подушки на пол.
— А я нож воткну, и тогда хрен кто его откроет, — Послышался легкий треск и удовлетворенный голос Ибрагима, — готово.
И практически сразу возмущенный, — Ну вы посмотрите на него, заговорил мне зубы….
— Не ври. — Я перевернулся на спину, и потянулся, — О — ох, хорошо-то как.
— Чего не ври? — Он присел рядом. — Чем займемся?
— Ты про что?
— Насколько мы здесь останемся, может, стоит поискать в городе домик и пожить здесь, чуток. Отдохнуть, сил набраться. Ты как на это смотришь?
— Я, за. А что делать будем?
— Не знаю, — Он пожал плечами, — Ты, то понятно, лечить пойдешь, а я опять за тобой хвостом ходить буду. — Грустным голосом произнес Ибрагим. Положив подбородок на подставленную ладонь, стал задумчиво изучать рисунок на ковре.
— А тебе не понравилось?
— Как сказать? С одной стороны, вроде бы при деле, что-то делаю, суечусь.
— А с другой?
— Пустое это всё.
— Я понял тебя, старый конь услышал звук боевой трубы и рвется в бой.
Он усмехнулся, — Почти. На твои слова я не обиделся, прекрасно понимаю, что ты прав.
— Какие? — Так хорошо было лежать с закрытыми глазами.
— Когда ты спросил что умею делать. Сейчас мне только и осталось в пастухи идти.
Я могу только в подмастерье идти, принеси, подай. — Он вдруг улыбнулся. И передразнивая чей-то голос, произнес, — Эй, пацан, бери эту хреновину и тащи отсюда до заката.
— Ибрагим!
— М — м. — Отозвался он.
— Чем тебе не нравиться быть моим охранником?
— Как бы тебе сказать….
— Сгинь.
— Чего? — Он в недоумении повернулся ко мне.
— Пошли в город. Найдем домик, с какой ни будь вдовушкой, познакомим тебя с ней….
— А ты отобьешь её у меня, мы с тобой подеремся, и я исполню свою мечту.
— Какую. — Спросил у него, хотя понял, что он скажет.
— Вышибу тебе мозги, похороню и напьюсь на твоей могилке.
— А потом?
— Пойду искать ещё одного ненормального.
— Таких как я не найдешь. — С кряхтением сел, проверил содержимое кошеля, сумку. — Ну что пошли или будем здесь прохлаждаться?
Уже на выходе из ворот караван сарая, мы, с Ибрагимом посмотрев друг на друга, задали один и тот же вопрос, — А два динара за сколько дней?
Два усталых путника шли рядом по узкой городской улочке, пыльной змейкой она извивалась под ногами. Стены, слева и справа, потемневшие от времени доски ворот, с украшением и без. Редкие деревья, немного кустарника и чахлая трава вдоль забора. На встречу попалась только одна тележка которую тащил ослик. Да ещё кто-то одетый как мулла, проехавший на ишаке мимо, он бросил косой взгляд, не одобрительно как-то покачал головой и исчез за спиной. Оглядываться на него никто не стал, и так было всё понятно, время дневного намаза.
— Далеко ещё?
— Ты меня спрашиваешь? Ты же рядом был, когда я расспрашивал чайханщика.
— Не слушал, по сторонам смотрел. Там какой то пацаненок крутился, всё к тебе боком прижаться хотел. Я его пугнул.
— Слушай, а это не он там плетется позади? Только сразу не оглядывайся, спугнешь.
Ибрагим, уронив что-то на землю, нагнулся, поднял и как ни в чем небывало зашагал дальше. — Он самый. Может, спросим?
— Впереди проулок, сворачивай туда, а я прямо.