Лекарь
Шрифт:
— Ты чего сюда эту скотину притащил? Там, оставить нельзя?
— Нельзя, — Он обошел меня и двинулся к беседке, бросив на ходу, — Я был зол.
Да уж, если он так говорит, это действительно так и всем лучше прятаться.
— Я надеюсь, мы здесь поживем? Или по твоей милости опять бежать в другой город?
Он скинул сапоги, забрался на помост, сел скрестив ноги, и потянулся к чайнику, стоящему на подносе, — Смотрю, пока некоторые работают в поте лица, другие набивают свое брюхо
— Так, мне теперь ждать, пока ты нажрешься?
Он кивнул, продолжая жевать.
— Слушать тебе это не помешает? — И в нескольких словах пересказал, что узнал от Фадвы.
Проглотив последний кус и допив напиток, Ибрагим, ладонью вытер губы, — Занятно. Может мы здесь….
— Ибрагим. — Я укоризненно покачал головой. — Может, давай сначала поживем здесь, оглядимся и спокойно всё сделаем. Ты чего верблюдов сюда притащил?
Он улыбнулся доброй улыбкой, старого дедушки, — Я тебе сказал, что очень зол.
Два дирхема…. Этот жирный боров, захотел получить деньги за просто так. Сначала он кричал, потом топал ногами, с пеной у рта доказывал, что мы с тобой сожрали бог знает чего и наши твари сожрали годовой запас сена и выпили из колодца всю воду, если бы сейчас шла война, нас бы обвинили и в ней.
— У него хоть кости целы?
— А что ему будет, синяком больше, фонарем меньше….
— Ты что избил его? — Я в растерянности смотрел на самодовольную рожу своего друга.
Он с гордым видом смотрел на меня, потом не выдержал и рассмеялся, — Нет конечно, я что совсем ненормальный? Так помял немного. Но без всяких ушибов и ссадин. А угрозы…. Их не предъявить. Мы одни были в нашей комнате, куда его удалось заманить, верней он сам приперся и пришел, кстати сказать, что два серебряных дирхема, это плата за одну ночь.
— Ого!
— Вот и я тоже сказал ему об этом.
— Ты точно никого не пришиб?
— Тьфу, на тебя и пусть отсохнет твой язык, говорящий про меня гадости. — Он протянул руку к миске с вяленым виноградом, взял горсть и по одной ягодке стал кидать в рот.
— А верблюды….
— Так выгнали нас, правда за них пришлось отдать три медяка, за сено и воду. Асхат побежал, в другое место, сказал, что сможет пристроить.
— Так и надо было сразу их туда гнать.
— А я, что пешком идти должен? Да, наши мешки в дом занес, можешь идти за своим барахлом.
— А с этого нельзя было начать?
Я уже был на половине пути, когда повернулся и спросил, — А дирхемы?
В ответ увидел блеск двух серебряных монет и улыбку Ибрагима.
— Айя, доченька, выпей, — Фадва поднесла глиняную кружку с отваром к губам ребенка.
Она потянулась, сделала маленький глоточек и скриви недовольную гримасу, оттолкнула посудину и закрыла ладошками рот. На все последующие уговоры она мотала головой.
— Фадва, дай её мне и принеси мёда, — Я протянул руки и забрал девочку.
Усадил на колено, — Ну что моя хорошая, горькая водичка, не вкусная?
— Да!
— А любишь мед?
— Да — а!
— А с медом будешь пить?
— Не — ет!
Я рассмеялся, вспомнив одного маленького мальчика, которого мне пришлось лечить.
— Тебя как зовут?
— Фархад! — Ответило чадо.
— А кем ты станешь, когда вырастешь?
— Воином!
— А сколько тебе лет?
— Фархад!
Славно мы тогда поговорили.
— Не пьёт, — Рядом присела Фадва, держа в руках плошку с медом. — Сколько надо?
— Чтоб чуть сладковато было, ложку потом, Айе отдать, пускай оближет и запьет отваром.
Размешала питье, попробовала, — М — м, как вкусно, — покачала головой и протянула дочери ложку — На.
Подождав, когда та перемажется, протянула посудину, — Надо запить.
Обманутый совместными усилиями ребенок выпил отвар. Мы оба вздохнули с облегчением, особенно я, давненько у меня не было таких капризных больных.
Взял стоящий рядом кувшин, подставил таз и стал сливать воду, пока Фадва умывала дочь. Закончив, она подхватила её на руки и отнесла на женскую половину дома.
Я тоже не стал задерживаться, вымыл руки и ушел.
Ибрагим спал, развалился на помосте, обнял подушку и отклячив свою тощую задницу, давил ухо. Я потихоньку приблизился, присел на самый край и замахнулся, чтоб хлопнуть ладошкой по ….опе.
— Только попробуй, в лоб получишь. — Голос Ибрагима был бодр и свеж, как будто и не спал.
— Двигайся, развалился, как не знаю кто.
— Тебе что? Места мало? И научись подкрадываться, топаешь как верблюд перед случкой.
— Зато я тебя на палках побью, — Проворчал, отнимая у него самую мягкую подушку.
Пока шел сюда, глаза просто слипались от усталости, сегодняшний день у нас начался задолго до рассвета, а как положил голову, всё сдуло, как облака порывом ветра.
«Да что ж такое, еле ноги тащил от усталости. Вот иблис тебя задери, пойти спросить поесть чего, а там глядишь, и усну после еды? Всё бы тебе жрать, утроба ненасытная, умри, червяк»
— Уснешь тут, — Прошептал я садясь. Оглянулся на Ибрагима, спит зараза. Сожрал всё, кроме меда, успели отнять. Вздохнул тяжко и побрел в поисках пропитания.