Лекарь
Шрифт:
— А что это даст?
— Это будет мой дом, и в нём я хозяин и если я здесь убью кого, мне за это не будет ничего.
— Сам убьешь?
— Нет. Эмир.
— Сдам изрядно побитого, как вора, пойманного на месте.
— А если нет?
— Тогда нас казнят всех.
— Их за разбой, нас за прелюбодеяние. Вас закидают камнями, меня и Ибрагима забьют палками.
Мы ни где, никому не докажем, что между нами ничего не было, а бывшей рабыне вообще рта открыть не дадут, седобородые козлы, проблеют, — «виновна» и …. Так что выбирай, а я пошел есть. Надумаете, приходите, —
Рис, летел во все стороны, у меня в бороде наверно скопился запас на целый год, единственно где его не было, это во рту у этого мелкого чадовища. Оно фыркало и глюкало. Стучало по ложке, хватало из миски целые горсти и мерзко хихикая, подкидывало вверх. Крутило головой, упрямо сжав, маленькие губки. У меня уже кончалось терпение, когда пришли женщины, и я был спасен. Позорно бежал. Оставив за неприятелем поле боя.
Не понимаю как, но они управились с ней буквально за мгновение, накормленный, напоенный ребенок был отнесен в дом и заперт в пустой комнате, на мужской половине. Кроме стопки одеял там ничего не было. Когда спросил, где всё. Фадва горестно вздохнув, только махнула рукой, — «нам тоже надо что-то есть»
Мы собрались в беседке. В ожидании когда придет Ибрагим, выпили чаю, спросил про кофе но получив в ответ красноречивый взгляд, замолчал и стал молча прихлебывать, отвар из распаренных веников. Мы почти не разговаривали, единственно чего, Фадва задала пару вопросов. Я ответил и вкратце рассказал, что странствуем и если ничего не случиться. То можем появиться в этом городе, только в следующей жизни. Мы как два перекати поле, сегодня здесь, завтра там. Подолгу на одном месте не засиживаемся и на пожелание, завести семью…. Ответил за себя. — Я не переживу ещё одну кормежку этой маленькой…. — Замолчал, подбирая эпитет, — Она меня сегодня чуть в могилу не свела.
И в лицах поведал, что произошло и нашем знакомстве с Ламис. Потом как-то незаметно, разговор свернул в сторону. Вечерело, скоро муэдзин должен был собирать правоверных на вечернюю молитву. Я уже перестал надеяться, когда от ворот послышались мужские голоса.
— Надеюсь это Ибрагим, — Пробормотал, а сам стал оглядываться вокруг себя в поисках подходящей палки, раньше мне что-то это совсем в голову не приходило. Ничего. Пока крутился, показался незнакомец, довольно преклонных лет с седой бородой. С аскетическим лицом, худощавый, небольшого росточка. Одетый в белую рубашку, поверх которой на плечи наброшен зеленый шелковый халат, с вышитым серебряным рисунком по отвороту. Правой рукой прижимал к груди здоровенную книгу, в сафьяновой обложке. (Как он только её дотащил) Под пальцами левой руки, непрерывно щелкали бусинки четок.
Но больше всего меня поразила его чалма.
У меня слегка отвисла челюсть, потом правда, хрустнув, встала на место, но я молча рассматривал это чудо. (Чалма у мусульман, это саван, в котором они должны предстать перед Аллахом, сложенная и скрученная особым образом полоса ткани служит вдобавок головным убором. Так вот у этого индивидуума она была неимоверных размеров и формой напоминала задницу)
— Салам Аллейкум, добрые люди, — Моя бедная челюсть отпала в очередной раз. Я даже не мог предположить, что в таком тщедушном теле настолько низкий голос. На мгновение расслышал рокот морского прибоя или далекий раскат грома.
Своими выцветшими от прожитых лет глазами смотрел на нас и ждал ответа и приглашения.
— Уа Аллейкум Ассалам, — Я поздоровался, чуть склонился в поклоне, — Проходите уважаемый.
Ответив на моё приветствие легким наклоном своего великолепного головного убора он вошел в беседку, разулся и сверкая грязными пятками из под белых штанов занял место на помосте. Положив перед собой принесенную книгу, стал задумчиво нас рассматривать.
Я повернулся к Фадве, — Принеси, сладостей, чаю и ещё чего ни будь. «Как же я хочу кофе»
Бросил короткий взгляд на помощника и повернулся к входящему Ибрагиму, — Ты кого приволок? — Зашипел ему на ухо.
— Как мне сказали, он самый лучший в этой части города, — Ответил, не размыкая губ, и продолжая улыбаться. — Если бы ты знал, сколько он стоит….
— И?
— Пять золотых.
Я икнул от неожиданности, — Ск — колько?
— Сколько слышал, уважаемый Абдутавваб — ибн — Адиль — ибн — Умар ждет нас. Я вытащил его из постели. Он…. Ты можешь заработать…. Болеет.
— А второго недомерка, как зовут?
— Казим. Писцом при старике. Я об основном договорился, рассказал, что нам с тобой надо. Так что давай быстро всё сделаем, мне его ещё назад везти.
— Он что сам не дойдет?
— Имей совесть, деду в два раза больше чем тебе, это мне Казим успел шепнуть.
На дорожке появилась Фадва, с подносом, на котором стояло скромное угощение.
Мы посторонились, пропуская её.
— Вот теперь пойдем, — Я подойдя к своему месту разулся и сел напротив, Ибрагим, справой стороны.
— Уважаемый Абдутавваб — ибн — Адиль — ибн — Умар, — Начал я разговор, — Мой друг Ибрагим, надеюсь, рассказал Вам что я хочу сделать?
— Есть ли что-то, что может помешать такой сделке?
— Если женщина по имени Фадва согласна. Таких препятствий нет. — Он смотрел мне в глаза, не отрывая взгляда и не отводя его в сторону. Сухие, бледные губы прикрытые редкими белыми усами шевельнулись, — Оставьте нас одних. Я хочу поговорить с Вами Мухаммад.
Ибрагим попытался что-то спросить, но Казим сказал ему на ухо пару слов и они вышли вслед за женщинами.
Судья произнес длинную фразу на непонятном мне языке. Я покачал головой, — Я вас не понимаю. — Ответил, а на плечи вдруг легла огромная гора, придавливая к самой земле выжимая из легких последние капли воздуха. Замерев с открытым ртом с неимоверным усилием, пытался втянуть в себя хоть самую малость, в глазах начало темнеть. Услышал слово на том же неясном наречии и тяжесть, прижимавшая к земле, ослабла, я, всхлипнув, втянул в себя слабую струйку живительного воздуха.
Послышался удовлетворенный голос, — Ты смотри, получилось. Мне казалось, что он меня обманул.