Лекарки тоже воюют 2
Шрифт:
– Почему же я этого не понял? Не разглядел в ней…, - я запнулся, стараясь сформулировать то, что хотел выразить.
Я начал припоминать ее холодные взрослые взгляды, которые иногда ловил на себе, термины, что она употребляла, отмечал скорость принятия ею неординарных решений, не говоря уже о ее незаурядных талантах, которыми она удивляла всех в школе.
Мягко улыбнувшись, хомочка наклонилась ко мне и нежно погладила меня по плечу.
– У вас с Син схожи многие таланты. Если бы дочь родилась мальчиком, то, вероятно, выбрала бы судьбу разведчика, а не лекаря. Она
– Почему Син решила измениться?
– Война закончилась, Син предстояло поступление в школу имени Картиса, и она решила, что теперь может позволить себе быть школьницей, обычным подростком. Девочкам ее возраста свойственны беспечное поведение и шалости! – пожав плечами, поведала хомочка, словно это были вполне естественные умозаключения, к которым пришла малышка.
– Но Вам не кажется, что ее ШАЛОСТИ выходят за общепринятые рамки? – поинтересовался я, уже не будучи уверенным в своей правоте.
На мое замечание лекарка лишь грустно усмехнулась:
– Каждый шалит в меру своих возможностей, в силу своего жизненного опыта, в случае Син - боевого. А у моей дочери безграничные возможности, как, впрочем, и у тебя, и у твоих друзей! – не преминула уточнить Данейра.
Доводы хомочки были довольно убедительны, но я все же попробовал ей возразить:
– Это все так, госпожа Данейра, но подрыв школы – по-моему, за гранью дозволенного.
Мягко улыбнувшись, старшая лекарка напомнила мне:
– В своих суждениях ты забыл учесть, что, несмотря на боевой опыт, Син всего шестнадцать, и она не всегда понимает, почему за один и тот же поступок в одной ситуации ее похвалили, а в другой - произошел скандал.
– Мне сложно представить ситуацию, в которой за подрыв учебного заведения можно похвалить! – усмехнулся я.
– Как ты уже знаешь, о нашем госпитале по фронту ходили легенды, - напомнила она, на что я утвердительно кивнул. – Эриконцы во что бы то ни стало решили нас уничтожить и устроили настоящую охоту. Несколько групп диверсантов преследовали госпиталь по пятам. Чтобы отвести удар одной из таких групп, мы устроили ловушку: заманили преследователей в здание старой школы, где ранее размещался наш лазарет и, забаррикадировав все выходы, взорвали ее. В том взрыве не выжил ни один эриконец. А мы смогли еще какое-то время спокойно работать и спасать жизни наших парней.
– Син минировала школу?
– Да, у нее неплохие способности в саперном деле, - в голосе хомочки слышалась неподдельная гордость, отчего я даже поежился.
– Не понимаю, как можно хвалить девочку за умение взрывать здания? – моя настойчивость была сродни упрямству.
– Мы хвалили Син за то, что она нас спасла, а ты пытаешься осудить ее за то, что она это сделала, видите ли, не подобающим для ее пола и возраста способом. Тебе не кажется, что это лицемерие?!!– из голоса хомочки исчезла мягкость, в нем появился металл. – С фронта моя дочь вернулась воином, а ты настойчиво желаешь видеть в ней только хрупкую легкомысленную девушку.
В ушах, словно эхо, пронеслись
– Поэтому для Син в желании выиграть спор у молодого самоуверенного профессора и утереть тому нос не было сомнений в подрыве старой школы. Для нее было важно лишь одно: чтобы никто не пострадал. А взорванное здание можно восстановить или отстроить заново. Сколько таких сейчас стоит в Туринии, Рунии и там, где прошлась разрушительным катком война?
Я лишь усмехнулся, кивая головой. С точки зрения шестнадцатилетней девочки все действительно было логично и просто.
– Разница лишь в восприятии данного события. Такие, как мы, можем терпеливо переносить тяготы военной неустроенности, потому что способны самостоятельно решить любую возникающую перед нами проблему. Другие же не желают терпеть какие-либо неудобства, а считают, что о них должны позаботиться и, сделав за них всю грязную работу, предоставить не просто безопасные, а комфортные условия для жизни, - с горькой усмешкой делилась своими мыслями хомочка.
– Но это их сложности! – в памяти всплыл насмешливый взгляд Син, и именно это ее утверждение я, не задумываясь, произнес.
– Общение с моей дочерью не прошло для тебя даром! – легко рассмеялась лекарка, хотя в глубине ее глаз мне все же удалось разглядеть скрытую грусть.
Она уже поднялась из кресла и вновь собралась уходить, когда я поделился своими подозрениями:
– Мне кажется, что это не все. Что есть еще какая-то причина, по которой Вы не ограничиваете свободу Син.
Данейра тяжело опустилась в кресло.
– Однажды я едва не потеряла своего ребенка, - еле слышно прошептала лекарка, словно боясь произносить эти слова вслух. При этом она, широко раскрыв глаза, смотрела в пустоту и надолго замолчала, будто проживая тот страшный момент заново.
– В воспоминаниях Син мы видели, как пленный эриконец чуть не убил ее, - пытаясь побыстрее закрыть неприятную для лекарки тему, сообщил я.
– Полковник Хлост – это семечки, - горько усмехнулась печальная хомочка. – Мне тогда впервые пришлось отдать приказ убить человека, - Данейра не сожалела о своем поступке, просто констатировала факт. – И как только умер объект, который выкачивал из ребенка жизненные силы и отравлял ее своим ядом, жизни Син перестала угрожать опасность. Конечно, нам стоило немалых усилий вернуть ей здоровье, но это уже детали.
Помолчав, госпожа Данейра продолжила:
– Это случилось гораздо раньше. Снайперский выстрел. Пуля вошла в плечо, раскрошив кости, повредив сосуды. Я по осколкам собирала ее ключицу. От болевого шока ее сердце остановилось. Я несколько раз его заводила, но оно оказалось столь же упрямым, как и его хозяйка, и отказывалось биться.
Передо мной в старинном кожаном кресле сидела еще молодая красивая женщина с глазами старухи, слепо уставившаяся в пустоту. Словно сама смерть, вселившись в тело лекарки, рассказывала мне страшную сказку. Но все внутри меня отказывалось верить в печальный конец.