Лекарство для двоих
Шрифт:
Она ощутила на лице влагу. Подняв ладонь к лицу, поняла, что плачет.
Так не пойдет. Она как будто взрослая женщина – и ее девятнадцатилетняя дочь служит тому доказательством. По какому праву… и с какой целью Льюис появился из небытия и нарушил ее покой?
Это уже похоже на паранойю, одернула она себя. С чего бы ей связывать присутствие Льюиса в городе с собственной персоной? Обычное совпадение – вот и все. Неприятное совпадение, что и говорить, поскольку оно пробудило в ней воспоминания, образы, чувства – все, что должно было умереть
Ведь ей было всего-навсего восемнадцать, когда она впервые встретила его. Ему – двадцать один, почти двадцать два. Их обоих пригласили на чей-то день рождения. Он лишь взглянул на нее через всю комнату – и она все поняла.
Что поняла? – устало спрашивала она себя сейчас. Что он разобьет ей сердце… поломает ей жизнь? Что он будет клясться ей в любви, а потом отвернется от нее и сообщит, что любовь прошла? И что их брак оказался ошибкой?
Весьма кстати, что ради приезда Джессики она взяла отпуск на несколько дней: сегодня она просто не в состоянии исполнять обязанности секретаря Тони.
Попозже у нее была назначена встреча с Иэном в больнице – оставалось обсудить кое-какие детали, связанные с собранной суммой. Иэн сделал осторожную попытку пригласить ее на обед, но она мягко отказалась.
Что с ней происходит? Почему она не может похоронить наконец прошлое, забыть свои страхи, преодолеть заторможенность – и позволить себе более близкие отношения с другим мужчиной?
Ответ на этот вопрос был ей прекрасно известен. Льюис причинил ей слишком сильную боль, чтобы у нее возникло желание рискнуть еще раз.
А может, дело вовсе не в том, что она боится полюбить другого мужчину? Может, просто ни один из тех мужчин, что ей встречались за годы, пролетевшие после ухода Льюиса, не пробуждал в ней и намека на те чувства, которые ему с такой легкостью удавалось вызвать?
Ладно, хватит копаться в себе! Так распускаться свойственно подросткам да молодежи вроде Джессики. Женщины же ее возраста куда более разумны и куда более заняты, и они не тратят время на бесплодные воспоминания о своих чувствах.
А может, тратят? Может, это только она никогда не позволяла себе воспоминаний, потому что ей было страшно встретиться с ними лицом к лицу?
Вчерашний откровенный вопрос Джессики насчет ее образа жизни плюс потрясение от встречи с Льюисом совершенно выбили ее из колеи. Теперь, чтобы прийти в норму, придется завалить себя работой, да еще справиться со своими предательскими мыслями.
Встреча с Иэном была назначена на два часа. Сейчас только пробило одиннадцать, а Лейси уже давно собиралась заняться тлей, пожирающей ее драгоценные розы.
Сад около ее домика был совсем крошечным, но, к счастью, его окружала замечательная каменная ограда, которую Лейси за долгие годы любовно украсила множеством благоухающих вьющихся роз.
Под розами красовались газоны с разноцветной смесью из традиционных садовых цветов. Здесь распускались пионы, алтей, дельфиниум и незабудки, нежные бело-розовые колокольчики, да еще кошачья мята, облюбованная
Обрабатывать розы против тли – работа не из простых, особенно теперь, когда все борются за экологию. Посчитав, что до встречи в больнице времени на это не хватит, Лейси решила заняться сначала уборкой в доме.
С сожалением окинув взглядом залитый солнцем садик, она отправилась наверх, застелить кровать Джессики.
Первое, что ей бросилось в глаза в комнате, был любимый плюшевый медвежонок Джессики, восседающий на самой верхней из книжных полок.
Она купила эту игрушку еще до рождения Джессики. Лейси подошла к полкам, достала медвежонка и задумалась, рассеянно поглаживая его потертую шкурку.
День был холодным и пасмурным, вспоминала она, горько изогнув губы при мысли о том, с какой легкостью вернулись к ней все подробности.
Это был тот самый день, когда от адвокатов Льюиса пришло письмо, определяющее условия развода. До тех пор Лейси надеялась, что развода не будет. Письмо, написанное холодным официальным языком, доказывало твердое желание Льюиса полностью вычеркнуть ее из своей жизни. Он оставлял ей дом, машину, все деньги в банке. В отличие от нее Льюис был материально обеспечен: родители его матери оставили все состояние внуку, и на эти деньги он купил симпатичный домик, а также на равных паях со своим коллегой открыл собственную страховую компанию.
Она будет получать часть дохода… пусть не беспокоится, что после развода пострадает материально, – вот что он сказал ей незадолго перед тем, когда однажды, вернувшись домой, объявил о своем желании развестись.
Оглядываясь назад, она понимала, что у них и до этого не все было гладко; что временами он упорно молчал, отдаляясь от нее. Но в то время она считала, что он просто устает на работе. К тому же она была так юна, так неопытна, что заставила себя поверить, будто все дело в ее чрезмерной чувствительности. Она убеждала себя, что семейная жизнь не может быть одним сплошным медовым месяцем; что, конечно, должны быть и трудности… а потом грянул гром: открытие, что Льюис ее больше не любит, не хочет, что у него есть другая и ему нужна свобода.
Лейси могла бы препятствовать разводу, могла бы заставить мужа вытерпеть установленный законом срок, но не позволила гордость. Что же касается его денег…
Своему адвокату она велела оставить ей лишь половину суммы за проданный дом – и ни цента больше, а потом сообщила, что намерена навсегда уехать из этой части страны и начать новую жизнь где-нибудь в другом месте.
Именно во время своей первой поездки сюда Лейси и купила медвежонка.
В Бирмингеме ей нужно было пересесть на другой поезд. Ждать пришлось больше двух часов. С вокзала она отправилась бродить по мокрым, шумным городским улицам, охваченная страшным ощущением, что жизнь закончилась и нет никакого смысла даже думать о ее продолжении.