Лекарство для двоих

Джордан Пенни

Недалеко от нее автобус, тяжело набирая скорость, двинулся по мокрой улице в ее сторону.

Даже сейчас Лейси совершенно отчетливо помнила невероятную ясность своего сознания. В тот же миг определив скорость автобуса, она подумала, что достаточно сделать один-единственный шаг на проезжую часть – и больше не будет боли, душевных мук, одиночества… не будет ничего.

Лейси подошла к краю тротуара, она даже сделала шаг на дорогу – как вдруг ощутила первый толчок своего малыша.

Прикрыв живот руками – мгновенный, инстинктивный защитный жест, – она окунулась в несказанное счастье, головокружительную радость и самую горько-сладкую муку, когда-либо испытанные ею.

Кто-то

тронул ее за руку. Незнакомая женщина мягко пожурила ее:

– Осторожнее на дороге, милая. Эти водители…

Кризис миновал. Целая и невредимая, Лейси очутилась снова на тротуаре. Ноги ее подкосились, глаза заволокло слезами, сознание помутилось – но она была жива… и, что гораздо важнее, малыш ее тоже был жив.

Тогда-то она и купила медвежонка.

Лейси вдруг поняла, что его истершийся мех промок, и тут же пришла в себя, раздраженно отметив, что снова плакала.

Хандра увядающей женщины, подколола она сама себя, игнорируя возражения огромного зеркала Джессики, которое пыталось доказать, что в ее по-девичьи стройной фигуре нет и намека на приближающуюся старость.

Она пришла сюда перестелить постель Джессики, а не оплакивать давно ушедшее. И, посадив медвежонка на место, решительно сдернула с кровати пуховое одеяло.

В час дня она начала одеваться к предстоящей встрече с Иэном, выбрав для этого случая простое темно-синее платье, оживляемое симпатичным белым воротничком-шалькой, а также пару столь же простых, но элегантных темно-синих лодочек.

Джессика могла сколько угодно ворчать, что гардероб матери чересчур строг и что она слишком молода и хороша собой, чтобы постоянно наряжаться в такие скучные тона, – Лейси все равно оставалась верна классическому стилю одежды.

Последний критический взгляд в зеркало убедил Лейси, что строгие, сдержанные розово-коричневые тени подчеркивают ее глаза ровно настолько, насколько нужно; а вот губы, ее вечная головная боль, снова вызвали гримасу неудовольствия. Ни одна самая сдержанная и бледная помада не в состоянии была скрыть их припухлось… их…

– У тебя самые чудесные губы на свете. Они созданы для поцелуев. Они созданы вот для этого…

Лейси тяжело вздохнула. Льюис произнес эти слова в тот вечер, когда сделал ей предложение. Он шептал комплименты, прикасаясь к ее рту легкими, пристойными поцелуями, которые очень быстро стали значительно менее легкими и весьма далекими от пристойности. Лейси вздрогнула, едва удержавшись от того, чтобы не прикоснуться к своему рту, хранившему острую, горькую память о нежном вкусе его губ. У нее практически не было никакого сексуального опыта, когда она встретилась с Льюисом.

Он был ее первым мужчиной… единственным мужчиной, сухо поправила она себя. Раскованные нравы шестидесятых не коснулись ее. Она ни разу не испытала жажду многих своих сверстников перепробовать все прелести так называемой сексуальной революции. Позже подруги рассказывали ей, что большинство из них тоже вышли замуж за своих первых мужчин, и, посмеиваясь, жаловались, что случались дни – особенно до рождения детей, при очень занятом муже, – когда они сомневались, не упустили ли свой шанс в жизни.

Другой подход к жизни, обеспокоенность здоровьем нации принесли с собой другое отношение к сексу и другие ценности. Джессика со всей серьезностью и доверительностью юности говорила Лейси, что будет заниматься любовью только с человеком, чей сексуальный опыт позволит ей чувствовать себя с ним в безопасности.

Джессика была из нового поколения молодых женщин, которые считали карьеру и материальную независимость главными целями жизни: замужество и дети вполне могли подождать, пока не будут достигнуты основные цели. Конечно, учитывая растущее количество разводов, такой план можно назвать разумным. Но любовь… чувства… разве их можно вызывать усилием воли именно тогда, когда решишь, что настало подходящее время впустить их в свою жизнь? Лейси не была в этом уверена. А может, ей просто не хватает силы воли… может быть, какой-то недостаток характера не позволяет ей навсегда забыть Льюиса, навсегда забыть ту боль, что он ей причинил?

Было бы намного легче, если бы она смогла возненавидеть его, направить смертельную силу горечи и ненависти на уничтожение своей любви. Но это оружие оказалось ей недоступно – и ужасные страдания душевной боли обернулись острием к ней, а не к нему.

Со временем Лейси заставила себя поверить в то, что в его уходе не было ее вины; что он полюбил другую не потому, что в ней, Лейси, чего-то не хватает; что подобное случается сплошь и рядом и их развод не оставил на ней клейма парии, прокаженной, неудачницы в самом главном для женщины. Льюис просто перестал ее любить, и ей было больно… невыносимо больно. Жизнь должна была продолжаться, и Лейси как-то удалось продолжать жить, но шрамы остались. В этом ее вина, не его – твердила она себе снова и снова. Наверное, она была так молода, так одинока, так мечтательна и настолько зависима от его любви и поддержки, что удар оказался для нее слишком сильным. Будь у нее чуть больше самоуважения и ощущения собственной индивидуальности – все могло бы быть по-другому. Она могла бы быть другой. Оглядываясь на прошлое, она понимала, что была такой же слабой и хрупкой, как лоза, обвивающая ствол дерева, она повисла на нем, вцепилась в него, постепенно отпугивая его силой своей любви. Стоило ли удивляться, что он захотел освободиться от нее?

Лейси твердо решила, что не позволит себе опутать точно так же и Джессику, что ее дочь будет расти самостоятельным человеком, без вечного надзора навязчивой матери. И как ни было ей временами больно, она неизменно поддерживала в Джессике стремление быть независимой, быть самой собой. Лейси ценила любовь и доверие, которые сложились в отношениях с дочерью, но она не обманывала себя. Джессика постепенно отдалялась от нее, постепенно занимала собственное место в мире взрослых.

Возможно, Джессика и права… возможно, и в самом деле Лейси пора подумать о будущем.

И… что? Выйти за кого-нибудь вроде Тони или Иэна… за человека, которого она не сможет полюбить по-настоящему? Только затем, чтобы избежать одиночества в старости? Разве это не будет таким же эгоистичным и жалким поступком, как и ее всепоглощающая, захватывающая любовь к Льюису? Нет уж, лучше ей оставаться одной. Так безопаснее.

Она замерла, неприятно пораженная словом, так предательски проскользнувшим в ее мысли. Какая ей теперь нужда в безопасности? Боль прошлого далеко позади. Она больше не та девочка, какой была когда-то. Она стала женщиной, хозяйкой своей судьбы, своей жизни. Что из того, если Льюис действительно, по какому-то несчастливому совпадению, оказался здесь, в ее городе? Совершенно очевидно, что он ее не узнал. И крайне маловероятно, что они еще раз встретятся.

Может быть, все и так, но именно их краткая встреча вызвала сегодняшние воспоминания, тени вокруг глаз и боль, охватившую все ее существо.

Встряхнувшись, она заставила себя выйти из дома. Сегодня у нее еще есть дела, жизнь не остановилась, и она обещала Майклу заехать к нему вечерком.

Если у нее и было тайное сожаление – так это о том, что у нее только один ребенок. Было нечто особенное, таинственное и нежное в том, что физическая любовь мужчины и женщины приводит к появлению ребенка…