Лекарство от меланхолии

Ray Bradbury

The Medicine for Melancholy

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Copyright © 1959, renewed 1987 by Ray Bradbury

В один прекрасный летний полдень Джордж и Алиса Смит сошли с поезда в Биаррице, а спустя час выбежали из отеля на пляж, бросились в океан и вылезли из воды, чтобы подрумяниться на песочке.

Глядя на Джорджа Смита, распростертого на солнцепеке, можно было подумать, что он всего лишь турист, доставленный в Европу свежим, словно замороженный салат, и не собирающийся задерживаться здесь надолго. На самом же деле это был человек, больше жизни ценивший искусство.

– А-ах… – крякнул Джордж Смит.

По его груди скатилась очередная унция пота. Вот выпарю из себя водопроводную влагу штата Огайо, думал он, потом пропитаюсь лучшим «бордо». Пусть кровь насытится букетом французских вин, чтобы смотреть на мир глазами здешних людей.

Зачем? Зачем вдыхать, вкушать, пить все французское? Неужели для того, чтобы со временем проникнуться гениальностью всего лишь одного человека?

Его губы зашевелились, произнося некое имя.

– Джордж? – Тень жены нависла над ним. – Я догадываюсь, о ком ты думаешь. Читаю по губам.

Он лежал, не шелохнувшись, и ждал.

– О ком же?

– О Пикасс'o, – сказала она.

Его передернуло. Когда-нибудь она научится правильно произносить это имя.

– Прошу тебя, – молвила она. – Успокойся. Я знаю, что утром тебя взбудоражили кое-какие слухи, но ты бы видел, что творится с твоими глазами. У тебя опять нервный тик. Допустим, Пикассо на побережье в нескольких милях отсюда, гостит у друзей в рыбацком поселке. Но тебе лучше на этом не зацикливаться, не то весь отпуск насмарку.

– Лучше бы эти слухи до меня не доходили, – честно признался он.

– Вот если бы тебе нравились другие художники! – сказала она.

Другие? Да, есть и другие. Он мог бы отменно позавтракать золотистыми, как осень, грушами и черными, как ночь, сливами из натюрмортов Караваджо. Пообедать пышущими жаром подсолнухами Ван-Гога с лепестками как жирные гусеницы. Незрячий человек мог бы «прочитать» эти цветы, пробежав пальцами по пылающему холсту, и обжечься. А истинное пиршество? Для каких картин он берег свой аппетит? Для кого же, если не для создателя «Девушки перед зеркалом» и «Герники», который, заслонив горизонт, словно восставший Нептун, увенчанный водорослями, алебастром и кораллами, стиснув кисти подобно трезубцам в когтистых пальцах, исполинским китовым хвостом способен обрушить летний ливень на весь Гибралтар?

– Алиса, – проговорил он терпеливо, – как бы это объяснить? В поезде я думал: бог мой, весь этот край – страна Пикассо!

Но так ли это на самом деле? – недоумевал он. Небо, земля, люди, багровый кирпич, балконы из витого вороненого железа, мандолина – перезрелый плод в руках человека, захватанный тысячами прикосновений, лохмотья рекламных щитов, развевающиеся, как серпантин, на ночных ветрах – сколько в этом было от Пикассо, а сколько от Джорджа Смита, созерцающего мир горящими глазами Пикассо? Он уже отчаялся найти ответ. Старик Пикассо так основательно пропитал Джорджа Смита скипидаром и льняным маслом, что они определили его бытие: Голубой период в сумерках, Розовый период на заре.

– Я думаю, – сказал он вслух, – вот если бы мы поднакопили деньжат…

– Нам в жизни не накопить пять тысяч долларов.

– Знаю, – тихо проговорил он. – Но меня согревает мысль, что когда-нибудь они у нас появятся. Как было бы здорово просто подойти к нему и сказать: «Пабло, вот тебе пять тысяч долларов! Одари и осчастливь нас морем, песками, небесами, да чем угодно…»

Спустя мгновение Алиса коснулась его плеча.

– Тебе, пожалуй, не мешало бы окунуться, – посоветовала она.

– Да, – согласился он, – именно это мне сейчас и нужно.

Когда он врезался в воду, взметнулось белое пламя волн.

Всю вторую половину дня Джордж Смит то выходил из океана, то возвращался туда вновь, поднимая фонтаны брызг широченными взмахами; подобно тем людям, которым то жарко, то холодно и которые, к закату солнца раскрасневшись как омары, поджаристые цыплята и цесарки, плетутся в свой отель, смахивающий на свадебный торт.

На пляже на многие мили никого не осталось за исключением двух человек. Одним оказался Джордж Смит с полотенцем через плечо, который вышел поплескаться напоследок.

Вдалеке по безмятежному берегу в одиночестве шагал другой мужчина, пониже ростом, угловатый, сильно загоревший. На солнце его стриженная ежиком голова приобрела оттенок красного дерева. А ясные глаза блестели как вода.

Итак, сцена на берегу подготовлена, и через пару минут этим двоим суждено встретиться. Судьба уже приготовила чаши весов для потрясений и неожиданностей, явлений и исчезновений. Но ни один не догадывался о случайном стечении обстоятельств, способном подстеречь каждого – в любом городе, в любой толпе, словно бурная река, которую невозможно перейти вброд. Не догадывались они и о том, что река эта полна чудесами, и, если запустить туда руки, чудо можно поймать. Как большинство людей, они отметали подобную блажь и держались на расстоянии, чтобы Судьба не столкнула их с берега.

Незнакомец стоял в одиночестве. Осмотревшись, он понял, что поблизости никого нет, увидел великолепную гладь залива, солнце, подсвечивающее краски уходящего дня, и краем глаза заметил щепку на песке. Оказалось, это палочка от давно растаявшего эскимо. С улыбкой он подобрал ее. Вновь оглядевшись и, дабы удостовериться, что совсем один, он присел и, бережно сжимая щепку, легкими росчерками принялся делать то, что умел лучше всего на свете.

Начал рисовать на песке фантастические фигуры.