Полуночный танец дракона
Шрифт:
Посвящения
Дональду Харкинсу – моему дорогому другу,
которого всегда люблю и помню.
Также посвящаю эту книгу
ФОРРЕСТУ ДЖ. ЭКЕРМАНУ,
который в далеком 1937 году выгнал меня из колледжа,
вынудив заняться писательством.
Первый день
Заветное число настигло Чарльза Дугласа за завтраком – когда он заглянул в газету. Он откусил тост, на всякий случай
– Ну, надо же! – сказал он.
– Что такое? – слегка вздрогнув, отозвалась его жена Элис.
– Сегодня то самое число. Четырнадцатое сентября.
– Что значит – то самое? – спросила она.
– Первый день занятий в колледже!
– И что дальше?
– Первый день… Когда все встречаются после каникул.
Элис настороженно следила за тем, как он встает из-за стола.
– И что?
– Да-да, все правильно – сегодня первый день…
– А мы-то тут при чем? – спросила она. – Детей у нас нет, знакомых учителей тоже… Даже друзей, у которых есть дети, тоже нет.
– Да-да, конечно. Просто… – Голос Чарли дрогнул, он снова взял газету в руки. – Я обещал…
– Что обещал? Кому?
– Нашей компашке обещал, – сказал он, – давно, много лет назад… Сколько сейчас времени?
– Полвосьмого.
– Надо спешить, – сказал он. – А то опоздаю.
– Кофе еще будешь? По-моему, ты слишком разволновался. В зеркало посмотри на себя…
– Надо же, я все-таки вспомнил! – Он смотрел, как кофе льется в его чашку, наполняя ее до самых краев. – Вспомнил про наш уговор. Росс Симпсон, Джек Смит, Гордон Хайнс… Мы же все поклялись – чуть ли не на крови. Что встретимся в первый день через пятьдесят лет после окончания колледжа.
Жена выпрямилась и наконец-то оставила в покое кофейник.
– Что, прямо в сентябре 1938 года поклялись?
– Да, прямо 38-го.
– И что же, эти Росс, Джек и… как его?
– Гордон!
– Просто вот так взяли и…
– Нет, не просто. Мы же знали, что разлетимся по свету и, может быть, встретимся только через много лет, а может, вообще никогда не встретимся… И мы все торжественно поклялись, что, несмотря ни на какие преграды, обязательно вспомним и приедем, пусть даже для этого придется пересечь весь земной шар… И встретимся на школьном дворе, возле флагштока, в 1988 году.
– И что, вы все прямо дали друг другу такое обещание?
– Не просто обещание – клятву… Господи, что же я тут сижу – я ведь уже давно должен быть в машине.
– Чарли, – сказала Элис, – ты хоть понимаешь, что до твоего колледжа отсюда – километров шестьдесят?
– Пятьдесят.
– Ну, пятьдесят. Допустим, ты выезжаешь сейчас, и…
– К полудню уже буду на месте. Или даже раньше.
– Знаешь, как это выглядит со стороны, Чарли?
– Ну, давай, давай, – сказал он, – расскажи мне, ты же, как всегда, знаешь все наперед.
– А представь, вот ты припрешься туда – а там никого нет?
– То есть как это никого? – срывающимся голосом воскликнул он.
– Так это – никого! Вдруг ты один такой идиот, который принял все это всерьез и…
– Не может быть, они обещали! – оборвал ее он.
– Но с тех пор прошла целая жизнь!
– Они – обещали!
– А если они передумали – или просто забыли?
– Они не могут забыть.
– Почему это?
– Потому что это были самые лучшие на свете парни, это были лучшие мои друзья, навсегда. Ни у кого в мире нет и не было больше таких друзей.
– Ах ты господи, боже мой! – пропела она. – Святая простота.
– Это я – святая простота? Но, послушай, ведь я-то вспомнил – и они, между прочим, тоже могли вспомнить!
– Нет, не могли. Для этого надо быть таким же чокнутым на всю голову, как ты!
– Спасибо за комплимент.
– А что, скажешь, я неправа? Да ты зайди к себе в кабинет… Паровозики «Lionel», машинки «Mr. Machines», мягкие игрушки, постеры!
– И что?
– А папки с письмами? Это у меня письма 60-х, это – 50-х, это – 40-х… Господи, когда ты только соберешься их выкинуть…
– Это не просто письма.
– Это тебе они – не просто. А все эти твои друзья и незнакомцы по переписке – думаешь, они тоже хранят твои письма, так же как ты – их?
– Я, между прочим, пишу интересные письма.
– Да, да, очень интересные. А ты попробуй, обзвони своих адресатов – и попроси переслать их тебе обратно, хотя бы одно. Как ты думаешь, сколько тебе пришлют?
Он молчал.
– Правильно: ни хрена не пришлют! – сказала она.
– Совсем не обязательно так выражаться, – заметил он.
– А что, «хрен» – это теперь ругательство?
– В твоем исполнении – да.
– Чарли!
– И не «чарли» меня!
– А тридцатилетний юбилей театральной студии, на который ты поперся, чтобы встретиться с какой-то там Салли – или еще черт знает с кем? А эта чувырла даже не вспомнила, кто ты такой!
– Ну, давай вытащи теперь все… – сказал он.
– Господи боже мой! – вздохнула она. – Нет, ты, пожалуйста, не подумай, что я решила испортить тебе праздник. Просто… не хочу, чтобы ты опять страдал.
– Ничего, у меня толстая кожа.
– Знаю, знаю… Строишь из себя слона, а сам охотишься на стрекозок.
Он уже стоял на изготовку. С каждой ее новой фразой он как будто становился выше ростом.
– Это будет славная охота… – сказал он.
– Ну-ну… – то ли со вздохом, то ли со всхлипом отозвалась она. – Значит, поедешь.
– Да, мне пора.
Она посмотрела на него долгим взглядом.
– Ладно, я пошел.
И дверь закрылась.
Почему-то у него было чувство, будто скоро Новый год.