Лекарство от скуки
Шрифт:
— Я думала, мне эта наглость позволена. — Широко улыбнулась, но мужчина отрицательно покачал головой. — Виктор Евгеньевич, вы мне за что-то мстите?
— С чего ты взяла?
— Не знаю. Мне так показалось. — Плечами пожала, а Гурин глазами сверкнул. Завёлся. На моё безразличие отреагировал.
— Да потому что я тебя вот так! — Сжатый кулак продемонстрировал, в воздухе им сотрясая. — А ты выскальзываешь! — Проговорил с горечью в голосе. — Потому что я тебя вот так! — Сжал второй кулак, так, что пальцы захрустели, побелели костяшки. — А ты всё равно выскальзываешь! — В досаде руками по бокам хлопнул. — Я не хотел,
— Вы зачем разрешили Морозову надо мной издеваться?
— Ты на его условия согласилась?
— Вы сказали, что он больше не приблизится, что права не имеет!
— Ты на его условия согласилась? — Повторил Гурин свой вопрос, и я голову запрокинула, в попытке бурю, что назревала, утихомирить.
Со стола соскочила, платье расправила, напротив полковника стала, и будто впервые его увидела. Наглый, хваткий, эгоистичный. Всегда таким был и сейчас остался. Всё остальное, что было — лишь плод моей больной фантазии.
— Я зря пришла, Виктор Евгеньевич.
— Я могу сделать так, что никто больше не обидит тебя.
— Я пришла зря. — Повторила, скорбно поджимая губы. — Всё должно быть вовремя, Виктор Евгеньевич. Ни раньше, ни позже.
— Ты думаешь это всё?! Ты считаешь, что сможешь выкрутиться?! — Вскрикнул он, буравя меня злым взглядом, испепелить им обещая, но я была свободна от зависимости, которую внушал много лет, потому просто обошла его стороной.
— Это действительно всё. Прощайте. — Решительно вскинула голову.
— Ты не боишься пожалеть об этом, Измайлова?
Обернувшись, я покачала головой. Долгим взглядом мужчину окинула, с доброй половиной страшного прошлого прощаясь.
Вышла и словно растерялась от той свободы, которую сама себе определила, позволила. Внутри ощущалась приятная слабость. Будто после удаления давних болячек, мучающих, изнуряющих. Назад оглянуться не хотелось, и неконтролируемая улыбка выплывала на лице. Я другим человеком стала. От зависимости избавилась.
Впервые за долгое время появился аппетит и я есть хотела. Для себя, а не потому, что нужно. В холодильник заглянула, ужаснулась пустым полкам и неодобрительно покачала головой, не понимая, отчего не замечала всего этого раньше. Вдруг нормальной жизни предельно остро помешала пыль на подоконниках, хотя домработница была всего пару дней назад, бросились в глаза разводы от кофе на плите. Вымыть всё, вычистить захотелось. «Авгиевы конюшни — не иначе» — усмехнулась я самой себе. За уборку принялась, как вдруг в зеркале себя увидела и растерялась: не было у меня одежды для этих целей. Для красоты — да, для соблазнения, разумеется, для выхода в свет — конечно! А для удобства не было. Для жизни не было. Даже моя машина… я и не вспомню, что взбрело в голову, когда выбирала красный «Мазератти». Вся жизнь вдруг показалась какой-то нелепой, словно не моя вовсе!
Звонок в дверь застал врасплох. Гостей я не ждала. Замерла на какое-то время, прислушиваясь к глухим звукам за железной дверью, губы кусала, мучаясь в сомнениях, стоит ли открывать. Снова на своё отражение в зеркале посмотрела. Растрёпанной какой-то себе показалась. Растрёпанной и от этого будто настоящей! Не было этого налёта «идеальности», который душил индивидуальность. Теперь понимала Татарина, когда он меня в душ не отпускал, когда из кровати не
Как ударной волной меня у двери шибануло, и я опомнилась. В теле появилась давно знакомая, обременяющая тяжесть, подавляющая любые эмоции расчётливость. И закончить всё захотелось. Сейчас! Мгновенно! Я от двери отступила, Громова в квартиру впуская. Взгляд его на себе чувствовала. Сальный, похотливый. От этого взгляда хотелось отделаться, спастись, но желание доиграть партию до конца преобладало и с каждой секундой становилось лишь сильнее. В голову ударила усталость, обречённость. Я задыхалась рядом с ним! Я умирала, понимая, что не протянет руку помощи, что только больше в грязь втопчет!
— Ты зачем пришёл? Я тебя не ждала… — Выдала вместо приветствия. Громов глянул на меня с интересом, неодобрительно покачал головой.
— Проведать пришёл. — Сказал так, будто предположил, и сам же эту версию смаковать принялся. — Как ответственный руководитель. — Добавил и усмехнулся.
— Ну… разве что так… — Неопределённо отозвалась я и в комнату прошла, как только Громов с обувью разобрался. — Ты извини, я не ждала никого. — На него оглянулась, а Миша, прицениваясь к обстановке вокруг, хмыкнул:
— В квартире беспорядок и в холодильнике пусто?
Я категорично качнула головой.
— Настроение не подходящее. Хочется грубить, дерзить, противопоставлять. — Пояснила, язвительно улыбнувшись, руки на груди скрестила, не оставляя от былой любезности и напоминания. Громов подбородок задрал, к этому факту приноравливаясь.
— Не спросишь, что на работе творится? — Закинул пробную тему. — Давно тебя не было…
— Ты же знаешь, что я в курсе. К тому же мне не обязательно торчать в офисе, чтобы процесс контролировать. А если честно… спасать активы компании нелёгкий труд. Никак в себя не приду. — Напомнила о недавнем подвиге.
Громов понимающе кивнул, голову склонил, претензию мою будто бы принимая, глянул исподлобья.
— Ты так и не рассказала, что произошло.
— Значит, ты не спрашивал. — Развела я руками, усмехаясь собственным выводам.
— Я звонил…
— Но ведь не пришёл, нет?
— Наташа, не начинай опять! — Болезненно поморщившись, Громов на пятках качнулся, в уголках глаз надавил, время выигрывая. — Давай… — Мученически выдохнул, ко мне приблизился, но остановился, когда всего полшага оставалось, чтобы вплотную стать. — Давай о чём-нибудь другом поговорим.
Он смотрел пристально, считая, что его взгляд может загипнотизировать, он дышал неровно, внушая, что тоже волнуется. Руку протянул, желая коснуться, но дверной звонок прозвенел снова, и от прикосновения я ушла, правда, срываться с места не стала. А звонок всё звенел и звенел. Громко, напряжённо, безотрывно. Звенел так, что в голове эхом отдаваться начал, как вдруг стих. Оборвался. Громов удовлетворённо улыбнулся и подался вперёд, но в глухой тишине квартиры, когда только два дыхания её нарушают, яркой вспышкой прозвучал звук отпираемых замков. Он щёлкнул раз, другой, с тугим скрипом дверь отворилась. Громов с интересом и удивлением на дверь смотрел, а я млела в предвкушении, зная, что вот теперь точно Татарин вернулся.