Лекарство
Шрифт:
В кабинет вбегает сестра Келл, видит тот хаос, который я создала, начинает возиться с колпачком шприца. Всего секунду я смотрю в ее обеспокоенные глаза, а потом она вкалывает мне в бедро успокоительное. И вот Аса отпускает меня, и я падаю в кресло, а крики мои становятся тихим плачем. Сестра Келл становится на колени рядом со мной, вытирает мое лицо, а я беспомощно смотрю на нее.
— Шшш… — шепчет она. — Уже почти все, Слоан. Всего несколько дней, и все будет кончено.
Услышав это, я снова начинаю плакать и, повернувшись к Асе, вижу, что он смотрит
* * *
Не знаю, сколько прошло времени. Я нахожусь в кабинете доктора Беккетта, мое тело свешивается с кресла, руки связаны. Я то теряю сознание, то вновь прихожу в себя. Я в отчаянии, но лекарства лишают меня всяких чувств. Это успокаивает, и я не могу с этим бороться. Доктор Беккетт принимает это как готовоность сотрудничать и, навверное, так и есть. Разве что выбора у меня и нет.
— Майкла Риэлма послали, чтобы он нашел вас с Джеймсом, — говорит Беккетт. — К несчастью, вскоре после того, как он покинул больницу, он разорвал с нами связь. Только когда на сцене появился доктор Притчард, мы узнали о вашем местоположении. Для нас нехарактерно следить за нашими сотрудниками, но, должен сказать, интерес Артура к Лекарству стал непредвиденным осложнением. Что доктор обещал тебе, Слоан? Ты отдала ему Лекарство?
Они не знают. Про себя я улыбаюсь от радости, что Джеймс принял Лекарство до того, как Программа успела прибрать его к рукам. Я знаю, что он не слетит с катушек — он слишком крут, чтобы позволить Программе победить его. Теперь он с Риэлмом, но, поскольку Программа ищет моего бывшего друга, вряд ли он сдаст Джеймса. Заплаканными глазами я смотрю на доктора Беккетта.
— Артур хотел исправить вред, который причинила Программа, — говорю я. — Он собирался вернуть нам память и лечить депрессию обычными методами, как и должно было быть, пока вы не прервали лечение.
Доктор Беккетт мрачнеет и наклоняется ближе.
— Методы Артура Притчарда не сработали. Программе нужно было развиваться. И нет гарантии, что эту таблетку вообще можно воспроизвести. Говорят, Эвелин Валентайн использовала стволовые клетки — а это нелегально. Он не говорил об этом?
Даже хотя я и одурманена лекарствами, я чувствую удовлетворение. Они ничего не знают о Лекарстве, и он надеется, что я смогу посвятить их в подробности. Никогда в жизни не была так рада, что у меня нет ответов.
— Думаю, вам нужно спросить у Артура, — говорю я, прекрасно зная, что Артур не в состоянии им ничего рассказать — после того, что они с ним сделали.
Я смотрю на высокую полку в другом конце комнаты, куда Беккетт убрал пресс-папье, которое, видимо, нервирует его. Я бы могла убить его. Может, и стоило.
— А чего вы хотите от Риэлма теперь? — спрашиваю я едва шевеля губами. — Вы захватили нас. Даже если он и не сдал нас самостоятельно, он свою работу выполнил. Зачем вам теперь-то его воспоминания?
Доктор Беккетт складывает руки перед собой.
— Он нам должен, — говорит он коротко. — Мы полностью его сотрем.
Во мне вспыхивает сочувствие к Риэлму, даже хотя я и ненавижу его — ненавижу то, что он сделал. Я всхлипываю и опускаю голову набок, не желаю испытывать сострадание. Риэлм предал меня. Это я простить не могу.
— Хорошо, — говорю я наконец, даже хотя и не имею это в виду. — Хорошо.
* * *
Аса провожает меня в палату, оставив кресло-каталку в коридоре напротив кабинета доктора Беккетта. Он помогает мне идти, обхватив за талию. Действие лекарства усиливается сразу же, как только я встаю на ноги, голова у меня кружится, ноги подкашиваются.
— Еще чуть-чуть, — говорит Аса, повернув в мой коридор.
— Тебе надо было посадить меня в кресло, — бормочу я и хватаюсь за стену, чтобы удержаться на ногах.
— А почему я больше не связана? Ты не боишься, что я ударю тебя?
— Нет, — говорит он. Аса не показывает чувств, его лицо всегда непроницаемо, а движения целеустремленные. Когда мы заходим в палату, одной рукой он убирает покрывало, а другой поддерживает меня. Помогает мне забраться в постель, и боль из-за всего того, что случилось сегодня, наваливается на меня. Аса застывает на месте и смотрит на меня, а я протягиваю к нему руку.
— Почему ты помогаешь мне? — спрашиваю я. Он берет меня за руку и сочувственно сжимает.
— Потому что Риэлм попросил меня.
Я широко открываю глаза и отдергиваю руку, но Аса снова хваатает ее и прижимает к груди.
— Риэлм беспокоится за тебя, — настойчиво говорит он. — Он просил позаботиться о тебе.
Я не хочу слушать. Другой рукой я пытаюсь ударить Асу, но он легко блокирует удар, схватив меня за запястья и заставив меня вскрикнуть от боли.
— Успокойся, Слоан, — говорит он, прижимая меня к постели.
— Майкл Риэлм — лжец, — кричу я и вырываюсь, а Аса снова заламывает мне руки.
— Мы все — лжецы, Слоан, — говорит он, — каждый из нас скрывает то, кто он есть.
— Но не так же, — я снова начинаю плакать, теперь — от злости. Я поворачиваюсь из стороны в сторону, борюсь, сама не знаю, с чем. Я думала, Риэлм любил меня. Я так во всем ошибалась.
— Ненавижу его, — из меня вырывается рыдание, настолько невыносимо горе. Уткнувшись в подушку, я повторяю:
— Ненавижу его.
Чувствую, как Аса гладит меня по голове, проводит рукой по волосам. Делает это до тех пор, пока я не начинаю засыпать, устремляясь навстречу свободе от боли, которую не может дать лекарство. И, перед тем, как заснуть, я слышу, как Аса шепчет:
— Майкл очень расстроится, когда услышит это.
Глава 4
На следующее утро, когда я просыпаюсь, я чувствую резкую боль в голове, как будто меня ударили молотком. Я поднимаю руки, чтобы нащупать шрам, как будто врачи могли сделать мне лоботомию, пока я спала. Ничего, сроме спутанных волос.