Лекции
Шрифт:
Александер тяжело опёрся на трость, поднимаясь. Новое поколение очень много несёт в себе от рашадов. Пора учить детей как-то контролировать себя.
– - А ещё были женщины. Безвольные создания, которые рожали так долго, как могли, а потом умирали. Были бесплодные, -- лектор чуть запнулся, борясь со своими предрассудками, -- бесплодные мужчины и женщины, у которых за полторы тысячи лет Генетической Программы сформировалась своя социальная роль и своё, закрытое от остальных, общество. Как раз на основе этого профессионального сообщества и был создан наш общественный строй. Так что мы не должны считать себя наследниками
По кивку слушатели потянулись к выходу. Александер опять устроился рядом с тростью на нижней ступени амфитеатра. Опять его лекция о половом просвещении превратилась в религиозное безобразие. И он сам это понимал, но, но...
* * *
– - Вы рашад?
– - Никто из нас уже не рашад, мальчик.
Александер тяжело посмотрел вверх, на юношу, оставшегося в опустевшей аудитории. Тот ответил ясным взором и вздернутым подбородком.
– - Никто из нас не рашад. И никто из нас не аасим. Каждый из нас - смесь из жажды защищать и стремления сбежать, унаследованных от этих двоих. А ещё мне досталось удивительно много эмпатии и изумительно мало выносливости. Поэтому перестань бояться и дай трость.
Александер рылся в карманах в поисках лекарства. Вспомнил, что оставил микстуру в кабинете. Вырвал трость из под ноги юноши. Поднялся, колено стрельнуло болью слишком сильно.
Тёмная моя Госпожа, богиня любви, за что ты так не любишь слуг своих?
Мужчина медленно двинулся в сторону кабинета. Мальчишка начинал жалеть его. Отвратительно.
Час спустя Алекс кое-как выбрался из университета и добрался до центральной площади. Рядом больше не было сочувствующих юнцов, и колено, похоже, успокоилось. На площади была воздвигнута статуя пророка. Мессии... теперь его называют Мессией. Создатель этого мира. Та цель, к которой полторы тысячи лет вели рашады. Особь, сумевшая осознать все знания, сохранённые в упакованном виде в геноме яссиров, приструнить рашадов, вытащить за голые камни стен два оставшихся города и возродить мир.
Построить всё вокруг.
И размножиться, разумеется.
Александер мрачно смотрел на своего прадедушку.
"Спасибо, что размножился, дорогой предок. Спасибо, что мне не так хреново, как полусотне поколений рашадов до меня. Спасибо, что я дожил до сорока... до сорока уже двух. И меня приставили к чтению истории в школе, что я вполне успешно срываю".
Лучи улиц расходились от центральной площади: ровные, пустынные в середине дня, покрытые жёлтым кирпичом. На белых стенах домов стеклянными разноцветными изразцами была выложена история этого мира: кто от кого повёл свою ветвь, кого не туда завела генетическая программа. Ещё три поколения - и рисунок цветных плиток забудется, никто не будет уметь писать на этом языке и некому будет его читать. Уже сейчас это близкая и родная, но история.
Настолько быстрым шагом, насколько позволяли колено и трость, прячась от полуденного солнца под карнизами домов и в переулках, Алекс спешил к границе города. Что-то важное гнало к выщербленным камням, к стенам, на которые уже не поднимаются аасимы. Теперь прогресс, теперь вместо аасимов стоят генераторы защитного поля. Всё стало очень простым.
И ворот тоже нет. Голый проём, в нем крутится
Небо на горизонте, синее и полуденное, затягивало тёмной оранжевой пеленой. Близилась буря.
Александер дотронулся тростью до барьера. Барьер спокойно пропустил наконечник. Замечательно. Можно посидеть здесь и дождаться Господина Пустыни.
Он приближается.
Краткая божественная биография
Александер с силой прижал ладони к глазам. Это не помогло: и веки, и руки были прозрачными, далеко в вышине просвечивала темнота за полуденным небом. Глазницы жгло, в них начинала скапливаться жидкость. Мужчина уронил голову на руки. Вихри песка потяжелели, окрасились кровью, но не ослабели. Продолжали неспешно крутиться у самой земли. Подползали к ногам, касались силового поля, отпрядывали назад, будто боясь.
Генетическая память работает в обе стороны, и теперь рашад чувствовал себя... рашадом. Безобразно слабым, самоубийцей с единственным якорем в этой жизни: чувством долга. Но чувство долга было удовлетворено изваянием на площади. И оставался только старик-самоубийца.
Небо смотрело из невообразимых высот. Там, в темноте, в венке из тысячи звёзд, укутанная в покрывала из северного сияния, есть Тёмная Госпожа.
Больное колено распрямилось. Мужчина упал лицом в песок.
Всё больше и больше мелких песчинок незаметно оказывалось за энергетическим барьером в стенах города.
К Алексу явился сам Господин Пустыни.
Когда-то это существо звали Александр Фиай. Выходец из влиятельной ирландской Семьи, потомок индийских йогов, создатель и руководитель проекта "Защитник". Худощавый мужчина в костюме и с тростью. На набалдашнике щерится зверь породы кошачьих. Шёлковый платок мягок и скользит, стрелки на брюках - идеальны. И как только из этого появился Господин Пустыни?
Родился бог, в шершавых ладонях которого буря, в сердце которого радиоактивный взрыв, цепные псы которого - искажения гравитационного поля.
Синеглазый Господин Пустыни, в облаке сладко-горького аромата несущий смерть.
А ведь на стены Города уже не выйдут аасимы.
Александер, да какой из него иблисовый рашад, попытался открыть глаза. Буря не отпускала, рвалась под череп и упругой струёй песка обдирала кожу. Но - он коснулся виска пальцами - это всё не наяву. Это всё было тысячу лет назад, или будет через тысячу, но это неправда.
Если он сейчас заползёт обратно за стену и примет лекарство, то головная боль прекратится и, с некоторой вероятностью, видения исчезнут. А если он просто немного подождёт, то можно будет и не заползать обратно.
Песок, ярко-жёлтый и мелкий, тепло ложится вокруг пальцев. Трость мягко падает вниз и вязнет в нём. Александер с трудом делает два шага и понимает, что вот этот мелкий и мягкий песок, похоже, реальность. Что это буря, просочившаяся за щит.
Алекс сглатывает кровь, очень осторожно ложится на спину, и пытается вспомнить техники, которым в его детстве учили старики. Если рашад постарается, то он может найти аасима.
Сознание одурманено горечью и миндалём, лживым ощущением шёлка на пальцах. Колено болит и дёргает, и это единственное, что удерживает в реальности.