Ленин (Глава 1)
Шрифт:
Ленин спешил. Он хотел что-то еще сделать, что-то поправить, что-то сказать. Больной в состоянии связно говорить и приступает к диктовке материалов, которые в истории известны как «Последние письма и статьи В.И. Ленина» (23 декабря 1922 г. – 2 марта 1923 г.).
Днем 23 декабря он продиктовал дежурному секретарю М.А. Володичевой часть драматического документа, который, как он сказал стенографистке, есть его «Письмо к съезду».
Первая фраза потрясающа: «Я советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе…»
Когда я писал книгу о Сталине (около пятнадцати лет назад и когда мое
Ленин не был способен на «перемены в нашем политическом строе». Ведь этот строй обеспечил ему власть и надежду на достижение планетарной цели – победы мировой коммунистической революции. Ленин ничего не хотел менять в стратегии. Он намерен осуществить лишь изменения оперативного и тактического характера: увеличить число членов ЦК, ввести туда больше рабочих. И все это накануне обострения борьбы с «враждебными государствами». Какие же это перемены в «политическом строе»?
На другой день врачи побывали у Сталина, Каменева и Бухарина, доложили о состоянии Ленина, о его диктовке 23 декабря. «Тройка» задним числом решает, что больной «имеет право» ежедневно диктовать по 5–10 минут, «но это не должно носить характер переписки, и на эти записки Владимир Ильич не должен ожидать ответа»{29}.
Ленин продолжал диктовать «Письмо к съезду» 24, 25 и 26 декабря. К этому документу он вернулся еще 4 января 1923 года, продиктовав известное добавление к письму от 24 декабря, касающееся Сталина и частично Троцкого.
Что хотел сказать больной вождь, отрешенный от политической стремнины недугом и соратниками?
Ленина заботит прежде всего единство партии, опасность раскола Центрального Комитета, бюрократичность существующего аппарата власти. Он не видит корней бюрократической опасности. Ленин находится во власти одной идеи: больше рабочих и крестьян в ЦК, в аппарат партии. Он верит, что «рабочие, присутствуя на всех заседаниях ЦК, на всех заседаниях Политбюро, читая все документы ЦК, могут составить кадры преданных сторонников советского строя…»{30}.
Мы все были наивными людьми, да и сейчас остались ими в немалой мере, веря, что стоит «поменять» людей, «команду», ввести туда побольше выходцев из «рабочих» – и все изменится. А надо, как сказал сам Ленин в начале документа, произвести перемены в «политическом строе». Но этого Ленин как раз делать и не хотел. И не мог.
Ведь Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев – все «из крестьян и рабочих». Почти все члены Политбюро и ЦК – тоже. Однако железобетон бюрократизма скоро стал сутью ленинской системы. Дело далеко не в конкретных людях и их социальном происхождении.
«Письмо к съезду» интересно анализом ленинского окружения, возможных преемников, хотя Ленин не решился прямо назвать своего наследника. Однако назвал того и тех, кто, по его мнению, не мог быть им. Документ, который иногда называют «Завещанием» Ленина, автор хотел сделать абсолютно секретным. Ленин просил, чтобы пять экземпляров документа хранились в опечатанных сургучом конвертах, которые может вскрыть после его смерти только Надежда Константиновна. Володичева не стала писать на конверте об этой посмертной воле. С Лениным уже не очень считались не только его соратники, но и технические секретари. Фотиева, заведовавшая секретариатом Совнаркома, проинформировала
Думаю, что «Письмо к съезду», став «досрочно» известным членам Политбюро, сыграло в разжигании борьбы за власть роковую роль. Как ни крути текст, а из него выходит, что Троцкий, хотя и чрезмерно самоуверен и увлекается администрированием, тем не менее «самый способный человек в настоящем ЦК», обладающий выдающимися способностями. О Сталине сказано, что он «слишком груб» и едва ли сумеет «достаточно осторожно» воспользоваться предоставленной властью{31}. Получилось: Ленин хотел избежать борьбы и раскола из-за личных отношений Сталина и Троцкого, а фактически (помимо своего желания) вызвал ее крайнее обострение в последующем.
Судьба «Письма к съезду» драматична. Оно было доведено до делегатов ХIII съезда, но с рекомендацией Политбюро оставить Сталина на посту Генерального секретаря, с устранением у него отмеченных Лениным недостатков. Затем на долгие десятилетия документ был замурован в тайниках партийных архивов. Но сегодня нам уже ясно (еще десятилетие назад мы думали по-другому) – дело не в Сталине. Главным образом не в Сталине. Созданная Лениным Система своего «Сталина» все равно бы нашла. Возможно, без чудовищных экспериментов Джугашвили-Сталина. Но однопартийная «диктатура пролетариата» с неизбежностью пришла бы к авторитарному режиму. Поэтому, вероятно, мы серьезно переоценивали роль этого ленинского документа – никаких «перемен в нашем политическом строе» он не предлагал. Он хотел ослабить бюрократическую хватку в обществе, но… бюрократическими методами. Я еще раз подчеркиваю, что этот же сюжет в книге о Сталине я писал (такими пятнадцать лет назад мы были почти все), видя в Ленине неземную безгрешность.
До начала марта Ленин продиктовал несколько писем и статей о законодательных функциях Госплана, по национальному вопросу, о кооперации, особенностях революции, рабоче-крестьянской инспекции. В 1929 году на траурном заседании, посвященном пятилетию со дня смерти Ленина, Н.И. Бухарин сделал доклад «Политическое завещание Ленина», в котором оратор назвал последние работы вождя «перспективным планом всей нашей коммунистической работы»{32}. С легкой руки докладчика на протяжении десятилетий эти статьи мы называли «ленинским планом социалистического строительства». Не вспомнили сталинские пропагандисты об авторстве этого тезиса даже тогда, когда несчастный Бухарин обреченно ждал расстрела. Последние работы Ленина названы «планом»; так они и вошли надолго в нашу жизнь.
Нельзя отрицать политического и практического значения последних диктовок Ленина, особенно по национальному вопросу и о кооперации. Останется непреходящей его идея о значении «союза социалистических республик» и роли кооперации. В этих вопросах Ленин поднялся до изменения «всей точки зрения нашей на социализм»{33}. Однако многие верные положения явно обесцениваются старым политическим мотивом: все это необходимо осуществлять, ибо «весь мир уже переходит теперь к такому движению, которое должно породить всемирную социалистическую революцию»{34}.