Ленин (Глава 1)
Шрифт:
Пожалуй, самое удивительное то, что Ленин оказался способен продиктовать эти достаточно большие по объему материалы в основном в течение конца декабря и января. Нужно учитывать и то, что в ночь с 16-го на 17-е, а затем и в ночь с 22 на 23 декабря 1922 года состояние Ленина резко ухудшается. Профессор В. Крамер отмечает в своих записках, что в это время появились заметные симптомы ослабления памяти. Эту «волнообразность» болезни, ее «своеобразное течение» подтвердили и другие врачи: Штрюмпель, Геншен, Нонне, Бумке, Ферстер, Кожевников, Елистратов{35}.
Природа как бы дала еще один шанс Ленину заявить о себе, своем значении. И он им воспользовался
Политбюро, начиная со второй половины 1921 года, то и дело предоставляло и продлевало отпуска Ленину. После мая 1922 года, по всей видимости, многие члены Политбюро уже мало верили в окончательное выздоровление Ленина и прикидывали свои шансы в новой расстановке сил в партийной коллегии после отхода вождя от активной деятельности. Не случайными были и постановления ЦК о контроле «за режимом лечения Ленина», который, по сути, означал почти полную изоляцию лидера от политической и общественной жизни. Ленин настойчиво учился говорить и писать в Горках, а другие вожди в Кремле готовили почву для решающей схватки за личную власть, за свое влияние. Сталин, Каменев и Зиновьев не скрывали своих опасений в отношении Троцкого, который, похоже, давно в душе считал, что только он может быть преемником Ленина, что это место логикой истории давно «забронировано» для него.
Больной надеялся на выздоровление, хотя мысли о смерти приходили к нему все чаще. Об этом можно судить, если вспомнить тему смерти Лафаргов, которую не раз поднимал Ленин в разговорах с Крупской; повышенный интерес к медицинской литературе, просьбы к жене, сводящиеся к тому, что она даст ему яд, когда уже не будет надежды. Очень часто врачей он встречает почти враждебно.
– К чему все мучения и заботы, если нет надежды?
И конечно, в ответ слышал (возможно, эти вопросы и задавались в расчете на эти ответы) уверения в больших шансах полного выздоровления и т. д.
Ленин все чаще думал о вечности, которая поглотит его, и, естественно, интересовался, что говорят и пишут о нем. Будучи больным, он перечитал статью Горького «Владимир Ильич Ленин», спрашивал статью Троцкого «Национальное в Ленине», выискивал хвалебное упоминание его имени в статьях Бухарина, других соратников, стал просить читать ему письма и телеграммы (чего раньше не наблюдалось) из различных уголков России с пожеланиями выздоровления и дифирамбами в его адрес. Ленин, видимо, задумывался: каким он останется в памяти людей, что он им дал, чего он добился?
Давно замечено, что люди, которые ощущают, что их земной путь подходит к концу, как бы подводя итоги жизни, возвращаются вновь и вновь к памятным событиям и датам. Интересные наблюдения на этот счет содержатся в работе Б. Равдина «История одной болезни». Ленин вспоминал прошлое, знакомых, повороты, которые он так часто делал. Люди, прошедшие на экране его жизни, все были связаны с революционным делом: друзья или враги.
Виктор Чернов верно подметил, что Ленин соратникам «легко прощал их ошибки, даже их измены, хотя порой задавал им хорошие головомойки, чтобы возвратить «на путь истинный»: злопамятства, злобности в нем не было; но зато враги его дела для него были не живыми людьми, а подлежащими уничтожению абстрактными величинами; он ими не интересовался; они были для него лишь математическими точками приложения силы его ударов, мишенью для постоянного, беспощадного обстрела. За простую идейную оппозицию партии в критический для нее момент он способен был, не моргнув глазом, обречь на расстрел десятки и сотни людей; а сам любил беззаботно хохотать с детьми, любовно возиться с щенками и котятами»{37}.
У него было время пристально посмотреть на свою жизнь как бы со стороны, философски оценивающе. Но нет ни одного признака и даже намека в его последних беседах, записках, статьях, что он в чем-то раскаивался. Ошибки, просчеты, неудачи Ленин считал естественными элементами революционного процесса. Он никогда не жалел, что похоронил социал-демократию в России, пресек в зародыше поползновения либералов к парламентаризму, ничем не выдал своего сожаления о бесчеловечном физическом уничтожении династии Романовых, расстреле Каплан, разгроме союзников-эсеров, запрещении всей небольшевистской печати, чудовищном церковном погроме, изгнании из отечества цвета российской интеллигенции, разрушении губернского устройства России, разбазаривании огромного количества национальных богатств на мировую революцию… Ленин никогда не сожалел о том, о чем скорбели и скорбят подлинные российские патриоты. Цель была для него универсальным и вечным оправданием. Что не вписывалось в прокрустово ложе его схем, он с легкостью предавал коммунистической анафеме.
Ленин был как бы рожден для такой власти: решительной, беспощадной, идеологизированной. Болезнь постепенно, но неумолимо отодвинула вождя от рычагов управления, которые были его высшей целью, но целью не личной, а классовой. До марта 1923 года Ленин не терял надежды на возвращение, но она просто в одночасье рухнула в начале той далекой весны.
Долгая агония
Ленин в конце жизни уже не был режиссером собственной судьбы.
Профессор В. Крамер в своих воспоминаниях отмечает, что к марту 1923 года надежды на выздоровление все еще сохранялись. Хотя уже в феврале вновь отмечались «сперва незначительные, а потом и более глубокие, но всегда только мимолетные нарушения в речи… Владимиру Ильичу было трудно вспомнить то слово, которое ему было нужно, то они проявлялись тем, что продиктованное им секретарше он не был в состоянии прочесть, то, наконец, он начинал говорить нечто такое, что нельзя было совершенно понять»{38}.
Лучшим «переводчиком» для него была Надежда Константиновна, которая с поразительным стоицизмом несла свой мученический крест.
После того памятного разговора по телефону Сталин больше ее не беспокоил, он просто не замечал Крупскую. Теперь Генеральный секретарь, мало веря в выздоровление вождя, явно тяготился обязанностями по контролю за его лечением. Известно, что 1 февраля 1923 года он демонстративно зачитал на заседании Политбюро свое заявление с просьбой освободить его от полномочий «по наблюдению за исполнением режима, установленного врачами для т. Ленина». Ответ партийной коллегии был единогласным: «Отклонить»{39}.