Ленин (Глава 1)
Шрифт:
Через неделю, 20 января 1921 года, Бернштейн опубликовал в «Форвертс» еще одну статью, где бросал вызов коммунистам Германии и российским большевикам: он готов предстать перед судом, если они находят, что он оклеветал Ленина. Но центральные комитеты двух коммунистических партий многозначительно промолчали, фактически невольно признав неотразимость утверждений и аргументов Бернштейна.
Возникает только вопрос: действительно ли так велика сумма немецкой «помощи» большевикам?
Думаю, что Бернштейн привел обобщенные финансовые данные за все годы, начиная с 1915-го, ибо крупные денежные инъекции Берлин продолжал осуществлять и после октября 1917 года. В сборнике германских документов «Германия и революция в России 1915–1918 гг.» говорится: «Лишь тогда, когда большевики начали получать от нас постоянный приток фондов
В этом сборнике много документов, подобных таким, например: посол Германии в Москве Мирбах отправил 3 июня 1918 года (за месяц до своей гибели) шифрованную депешу в министерство иностранных дел: «Из-за сильной конкуренции союзников нужны 3 миллиона марок в месяц». Через два дня советник германского посольства Траутман по поручению Мирбаха шлет новую телеграмму: «Фонд, который мы до сих пор имели в своем распоряжении для распределения в России, весь исчерпан. Необходимо поэтому, чтобы секретарь имперского казначейства предоставил в наше распоряжение новый фонд. Принимая во внимание вышеуказанные обстоятельства, этот фонд должен быть, по крайней мере, не меньше 40 миллионов марок»{89}.
Подобных документов много. Люди, знакомившиеся с ними, никогда не ставили их подлинность под сомнение. Эти документы свидетельствуют, что в крупномасштабной операции по инициированию революционной активности большевиков и оказанию им прямой финансовой помощи с немецкой стороны участвовали: кайзер Вильгельм II, генерал Людендорф, коммерсант и идеолог Парвус, канцлеры фон Бетман-Гольвег и граф фон Гертлинг, статс-секретарь министерства иностранных дел Рихард фон Кюльман, германские послы в Москве граф фон Мирбах и барон фон Ромберг, секретарь германского казначейства граф Зигфрид фон Редерн и некоторые другие, более мелкие фигуры.
Со стороны большевиков играли свои роли в этом спектакле Ганецкий-Фюрстенберг, Красин, Иоффе, Козловский, Кескула, Радек, Раковский, ряд других лиц.
А Ленин? Он, как опытный режиссер, стоял за кулисами и следил, как идет спектакль, созданный при его участии и согласии. Ленин был очень осторожен и за исключением нескольких промахов (отрицание своих денежных связей с Ганецким, например) оставил немного своих следов в этом деле. Одобрив огромную по значению антипатриотическую, антироссийскую акцию, он в максимальной мере воспользовался возможностями, которые предоставила большевикам Германия. И немцы, и Ленин хотели поражения царизма. В этом их интерес полностью совпадал. Они своего добились.
Кайзеровская Германия и большевики оказались тайными любовниками. Но странными – по расчету.
Большевики никогда не любили распространяться о «немецком ключе». Хотя любой звук, любое слово или отдельная строка, работавшая на них, брались на вооружение. В конце января 1919 года Чичерин прислал Троцкому телеграмму, в которой говорилось:
«Только что полученное радио сообщает, что парижская газета «Опллер» передает сообщение нью-йоркской газеты из вечерней «Таймс» следующего содержания: легенда о сношениях большевистских вождей с Германской империей окончательно опровергается. В январе 1918 года русские контрреволюционеры послали полковнику Робинсу серию документов, доказывающую связь между германским правительством, Лениным и Троцким. Робинс произвел расследование и обратился к Гальперину, который признал, что многие из этих документов были в руках правительства Керенского и являются несомненным подлогом… Бывший издатель «Космополитен магазэн» Верста Сиссон согласился с Робинсон, однако позднее Сиссон переменил мнение. После долгих блужданий документы были проданы за 100 тыс. рублей американцам…»{90}
Чичерин не задает себе и Троцкому одного-единственного вопроса: если документы, как утверждает Робинс, фальшивка, почему за них дали 100 тысяч…
Стоит коротко остановиться и на судьбе Парвуса и Ганецкого, сыгравших столь значительную роль
После успеха октябрьского переворота Парвус решил еще раз испытать себя, как и в 1905 году, на сцене революции. Правда, ему было уже пятьдесят лет и он был старше Ленина на три года. В середине ноября 1917 года Парвус встретился с Радеком в Стокгольме и попросил передать Ленину личную просьбу: разрешить вернуться в Россию для революционной работы. У него есть опыт, голова, наконец, большие деньги, и его еще не покинули силы. Парвус признал, что его репутация запятнана сотрудничеством с социал-патриотами, его сам Ленин называл «шовинистом», но все, что он делал, было во имя успеха революции в России. Желая победы Германии, он тем самым приближал триумф революции в России. Он даже готов к партийному суду и с нетерпением ждет ответа Ленина. Через три недели Радек вернулся в Стокгольм. Его ответ содержал жесткие слова Ленина:
– Дело революции не должно быть запятнано грязными руками.
Парвус пережил большое разочарование. «Купец революции» не мог сказать, что руки большевиков, воспользовавшихся его помощью, были более чистыми. Он помог русской революции, но теперь был ей не нужен… Само имя Парвуса могло теперь только компрометировать Ленина. Свою роль он сыграл и может уйти. Более того, простое появление Парвуса в Петрограде лишь подтвердило бы обвинения в «измене» большевиков.
После революции германское правительство также охладело к человеку, выдвинувшему в свое время идею использования большевиков, чтобы «повалить Россию». Ему перестали выдавать кредиты для новых коммерческих предприятий. Тогда Парвус пригрозил, что за один миллион марок предаст гласности разоблачительные документы. Не знаю, шантаж ли помог или просто разногласия миром уладили, но большого скандала не получилось{91}.
Свою роль на исторических подмостках Александр Лазаревич Парвус сыграл досрочно. Перебежчикам, двойным агентам обычно до конца не доверяют обе стороны. Нужно было уходить за кулисы. Парвус собирался написать большие мемуары; ему было о чем сказать! Но последние два десятилетия русско-немецкий социал-демократ провел очень бурно: курорты, женщины, вино, смелые финансовые комбинации, фантастические планы… После октября семнадцатого рыхлый, огромный, одутловатый Парвус продолжал вести образ жизни такой же, словно ему было тридцать. Но фонтан юности когда-то неизбежно иссякает. В декабре 1924 года, через десять месяцев после смерти Ленина, у Парвуса отказало сердце. Никто и никогда после этого не мог сказать и никогда не скажет, о чем они с Лениным долго беседовали в мае 1915 года…
Некоторый интерес представляет книга Е.А. Гнедина, сына Парвуса, «Катастрофа и второе рождение»{92}. В ней Евгений Александрович в основном описывает свои долгие похождения, связанные с попыткой по поручению советских властей заполучить наследство Парвуса в пользу… СССР. Но в окружении социал-авантюристов было немало ловких людей, которые позаботились об этом заранее, и деньги Парвуса уплыли, естественно, в другие руки. Однако Гнедин смог заполучить богатую библиотеку Парвуса с частью его бумаг. По существовавшим тогда порядкам библиотека и документы были вначале тщательно «просмотрены» чекистами. После этого, естественно, там не могло остаться ничего такого, что могло компрометировать Ленина и большевиков.
Хотя Е.А. Гнедин официально осудил политическую позицию своего отца, его это не спасло. В 1939 году он был арестован и провел в лагерях и тюрьмах долгих шестнадцать лет…
Теперь о Я.С. Ганецком, человеке, державшемся в тени. Ганецкий, с момента их первого знакомства и до кончины Ленина, был человеком близким к вождю большевиков. Как отмечала жена брата Ганецкого: «Яков находился в особо дружеских отношениях с Лениным». Он был признанным мастером по финансовым делам партии, ее тайным, теневым сторонам. Это знали все руководители. И не только они. Интересно, когда А.М. Горький, находившийся в Италии, в 1926 году не мог отрегулировать свои денежные отношения с Государственным издательством, он не стал обращаться за помощью к кому бы то ни было, а написал именно Ганецкому: «…я очень попросил бы Вас похлопотать, чтобы мне выслали 2 т. долл. в дополнение к тем двум, которые мною уже получены в счет обещанных четырех…»{93}