Ленин в августе 1914 года (Преображение России - 12)

Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

Преображение России

Эпопея

Ленин в августе 1914 года

Этюд

1

Мировая война застала Ленина в Поронине.

Поронин была уютная, утопавшая в садах, но захудалая деревня в красивой местности, в предгорьях Карпат. Ленин с Надеждой Константиновной Крупской в первый раз поселились тут еще года за два до войны. Недалеко был Краков, из которого они вновь приехали сюда в начале лета 1914 года.

От Поронина было довольно близко и до русской границы.

Что великий мастер революции в России Владимир Ленин живет в Галиции, под Краковом, - это, конечно, было известно австрийским властям; что он, поселившись в Австрии, очень интересовался забастовочным движением в России, - это не могло не быть известным тем же властям; Ленин был русским, и так как приказано было считать подозрительным по шпионажу всех вообще русских, даже приехавших лечиться на прославленные австрийские курорты, то в числе этих подозрительных не мог не попасть на глаза поронинского жандарма и Ленин.

Вдруг стукнуло в голову деревенского блюстителя порядка, фамилия которого была Матыщук: этот русский эмигрант часто уходит в горы и бродит где-то там иногда совершенно один. Зачем? Что он там делает? Может быть, снимает планы местности, что, конечно, очень важное преступление теперь, когда начались военные действия против русских... Кроме того, он, Ленин, как уже сообщали вахмистру, очень интересовался жизнью австрийских рабочих на больших предприятиях, расспрашивал и даже записывал что-то, а какое может быть дело русскому эмигранту до австрийских рабочих?..

От начальства не приходило еще, правда, бумаги о том, чтобы произвести у него обыск, но казалось несомненным, что если он, жандармский вахмистр деревни Поронин, этого обыска не произведет в таксе время по долгу своей службы, то ему грозит ответственность. И вот, взяв, как было положено по закону, понятым одного из крестьян деревни, жандарм появился в доме, который занимал Владимир Ильич.

Это был простой, не очень старый, основательно прочной постройки крестьянский дом в шесть окон на улицу и с довольно удобным для работы мезонином.

Все было бедно в обстановке жизни того, чья идея преображения России была так безмерно богата. Жандарм чувствовал себя явно не совсем ловко, когда заявил, взойдя на крыльцо дома, что в силу военного положения он вынужден выяснить личность и характер занятий квартиранта Терезы Скупень.

Хозяйка дома Тереза Скупень имела очень встревоженный вид; понятой, сняв соломенный бриль, держал его в вытянутой "по шву" правой руке, глядел старыми глазами скорее сочувственно, чем враждебно, и всем своим напряженным видом как бы стремился дать понять почтенному русскому ученому человеку и его жене, что он попал к ним на обыск не по своей воле, что он не мог отказаться, когда вахмистр приказал ему быть понятым.

Солнце уже коснулось горы, за которую садилось, и не успела еще как следует улечься пыль от только что прошедшего по улице с пастбища стада. В общем, было еще светло, когда начался обыск. И Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне так знакомо было это там, у себя в России, и таким неожиданным показалось здесь, что у них не нашлось даже в первый момент и слов для протеста. Они только переглянулись, стараясь припомнить, что такое может быть найдено у них этим усатым, плотным, немолодым уже блюстителем порядка.

А блюститель, заглянув на полку в сенях, снял оттуда жестяную банку с клеем, сделал торжественно-строгое лицо и сказал понятому:

– Вот, видишь: бомба!

Понятой попятился с крыльца в испуге, Тереза ахнула, жандарм довольно ухмыльнулся в усы и поставил клей на прежнее место.

Это веселое начало обыска обещало как будто, что в том же роде он будет проведен до конца, однако кое-что в комнате Владимира Ильича, особенно же в его письменном столе, остановило внимание вахмистра и заставило его задуматься.

Прежде всего в одном из ящиков стола Матыщук нашел под бумагами старый, довольно заржавленный и незаряженный браунинг. Он подержал его в руках, нахмурился, расправил усы и спросил у Владимира Ильича:

– Разрешение на оружие у вас имеется?

– Нет, не имеется, - ответил Ленин.
– Револьвер этот давно уж у меня и перевозится с места на место вместе с разными другими вещами, но, по существу, мне он совершенно не нужен, к нему и патронов нет.

– Вы здесь, в Поронине, живете с недавнего времени, а до того где изволили жить?
– полюбопытствовал Матыщук.

– Года два жил в Кракове, в Звежинце.

– Там тоже не брали разрешения на оружие, значит, а надо было взять. И вахмистр положил браунинг в кожаный портфель, с которым пришел, сказав в пояснение: - В таком случае я обязан держать его у себя до тех пор, пока вы не получите разрешение.

Говорил он по-польски, как и все в этой местности, и Ленин заметил, бросив беглый взгляд на понятого, что тот глядел на него теперь не то что с явной укоризной, однако вопросительно: дескать, как же это - ученый человек, а не знал такой вещи, что надобно брать разрешение властей, если хочешь держать в своем столе запрещенную штуку - револьвер?

Вахмистр между тем поплотнее уселся у стола, на который выложил рукопись из ящика: ему хотелось порыться в бумагах человека, который, будучи русским подданным, имеет неразрешенное оружие во время войны с Россией.

Владимир Ильич, среди других дел, был занят в последний месяц перед войной аграрным вопросом в Австрии, и вот несколько тетрадей с его записями перелистывались теперь обрубковатыми, толстыми пальцами австрийского жандармского вахмистра.

Что мог понять в рукописях Ленина этот Матыщук? Они были испещрены цифрами, они писались на языке для него чужом - русском, однако чем менее они были для него понятны, тем более казались подозрительными.