Ленин жЫв
Шрифт:
– Ну, ты это брось! У нас с тобой другая задача! Он сам виноват, раз выпил то, что не надо было пить. Раз попал к нам. Тут, как говорится, всё от него самого зависит. Ты лучше подумай, как нам с тобой у него пункцию печени взять. Если мы возьмете официально у него в палате, когда он будет без сознания, то всё зафиксируется, и тогда все поймут, что мы там делали. А вот если…
– Что если?
– А вот если его уговорить, ну например, тайно дать нам пункцию и стереть остальной код того препарата, прочистить печень, то тогда…
– А как его уговорить? Кто его уговорит? – тревожно спросила Лиза.
Щупп недобро ухмыльнулся и непроизвольно посмотрел на глубокий вырез на груди у помощницы. Та, уловив его взгляд, покачала головой:
– Нет, только не я…
– Ты, девочка, ты, ты мой козырь, больше нет никого… или ты, или никто. И это история! Ты пойми, от тебя зависит будущее. И не только страны, будущее мира! Ты, ты должна.
Лиза тяжело вздохнула и опустила глаза. Она хотела что-то ответить, но промолчала. Щупп, довольный, улыбнулся и погладил помощницу по руке.
XIII
– СВЕТЛАНА! Готовь спецоперацию! Будем объект транспортировать в Москву. Но про это пока никто, кроме тебя, не должен знать! Никто! – сурово сказал Сикора.
Турнова понимающе кивнула головой и всё же, внимательно посмотрев на заведующего четвёртым отделением, спросила:
– И Щупп? И главврач не должен знать?
– Я же сказал – никто! А Щупп в первую очередь вообще ничего знать не должен! И постарайся вообще оградить пациента от каких-либо контактов. Всех! Всех гони в шею. Сама ему уколы ставь, сама утки выноси, что хочешь делай, но никого не допускай!
Светлана Турнова грустно улыбнулась и, покачав головой, тихо ответила:
– Вы же знаете, Лаврентий Васильевич, это невозможно, да и это опасно, только внимание привлечём. Поэтому…
Сикора сидел за столом в своём кабинете, как падишах на троне. Развалившись, он небрежно крутил в руках шариковую ручку. Смотря за Светланой, он то и дело опускал взгляд на её стройные ноги. Турнова это чувствовала и, играя, незаметно отдергивала халатик так, чтобы её бедра как можно больше оголились. Вот и сейчас, начав свою речь, она потянула ногой, и её красивая нога в тёмном чулке максимально предстала перед взором особиста. Сикора тоже почувствовал, что женщина с ним проводит свои эксперименты, и, раздражённо хлопнув ладонью по крышке стола, прикрикнул, глядя Турновой в глаза:
– Я сам знаю, что возможно, а что нет! Делай, что я говорю!
Светлана поняла, что немного переборщила и, одёрнув халат, скромно свела ноги, опустив голову, тихо ответила:
– Нет, Лаврентий Васильевич, полностью контролировать пациента я одна не смогу. Допуск на общение с ним есть ещё у трёх человек.
Сикора вскочил и, как дрессировщик над тигром, склонился на Турновой:
– У кого?
– У меня, у Палкиной, Щуппа и…
Лаврентий Васильевич зло сощурил глаза и зашипел, как компрессор в шиномонтажной мастерской:
– И ещё у какого барана есть допуск? Кто этот козёл?! Вычеркнуть! – взревел Сикора.
– Этот козёл… Вы, Вы… чётвертый.
Лаврентий Васильевич внимательно посмотрел на заведующую спецотделением, хмыкнув, тяжело вздохнул:
– Ладно, нужно сделать так, чтобы их общение стало нам на пользу. Полный контроль! Нам нельзя расслабляться. Вся информация, что находится внутри этого человека, это не просто государственная тайна, а тайна общепланетная! Ты пойми это, Света!
Сикора стоял у окна и как-то загадочно смотрел вдаль. В его словах Турнова уловила какую-то тоску. Она, правда, не могла понять, что это и почему, но чувствовала, что Лаврентий Васильевич как никогда возбуждён. Он слишком близко к сердцу, как показалось Светлане, воспринимал эту информацию. Но почему?
Почему обычно цинично спокойный майор ФМБ стал таким вот сентиментальным? Почему?
– Я понимаю, – выдохнула Турнова.
– Поэтому тебе первой всё нужно узнавать самой! Тебе!
– Это понятно, но не возможно.
– Как так?
– Контроль за таким пациентом – дело не шуточное, да и если я начну огороды городить, ещё больше засвечусь.
– Тоже верно, а что делать?
– Делать нужно то, что делаем. Всё как обычно, как будто ничего не происходит. Всё идёт, так как идёт. И всё.
– Думаешь?!
– Уверена. И ещё. Утром контакт был. Палкина парой фраз перекинулась с ним.
– Ты что? Правда? Почему я не знаю?! – обиделся Сикора.
– Я Вам довела.
– Срочно запись мне подготовь утреннюю. Отслушать немедленно надо, может там чего?
– Хорошо.
– И ещё… перестань так себя вести со мной! Я не враг тебе, а друг! А ты закрылась, как черепаха панцирем. И всё! Мне не нравится это! – взвизгнул Сикора.
Турнова внимательно посмотрела на особиста и улыбнулась. Она вела себя подчёркнуто спокойно и давала понять, что его крики и нервные движения её не испугают и не выбьют из колеи.
– А Вы есть в государственном списке? – неожиданно спросила Турнова.
Сикора замер.
Он внимательно смотрел на заведующую спецотделением и, покачав головой, тихо молвил:
– Да, есть. Но это ничего не меняет.
– Да? Странно. А меня вот нет.
– Ты думаешь, это плохо? – после короткой паузы спросил Лаврентий Васильевич.
– Смотря для кого? Для Вас, может быть, и нет. А для меня? Для меня…
– Тебя что, твоя жизнь не устраивает?
– Ну, почему, – смутилась Турнова. – И всё-таки хотелось бы…
– Не спеши прожигать эту жизнь. Она у тебя в самом разгаре. А вы все уже хватаетесь за ту, мифическую, будущую, которая не известно будет или нет.
– Будет, – уверенно ответила Турнова. – Это я Вам как врач говорю.
– Может быть. И всё же.
– Вам легко говорить, когда вы в списке.
Сикора не ответил. Он грустно улыбнулся и, тяжело вздохнув, погладил стекло. Светлана налила себе из чайника кипятку в кружку и, помешивая растворимый кофе ложечкой, тихо сказала:
– Я бы вам предложила другую игру.