Ленин жЫв
Шрифт:
Девушка, подержав руку Лучинского, опустила её бережно на кровать.
«Ничего, ничего, выкарабкаюсь!»
Неожиданно он почувствовал лёгкий укол в предплечье. Через несколько секунд захотелось спать. Веки стали тяжёлые и, налившись свинцом, насильно закрыли глаза. Лучинский вновь отключился.
VIII
МИХАИЛ Альфредович зашёл в аппаратную спецпалаты третьего секретного корпуса и, не поприветствовав медицинский персонал, сурово спросил:
– Ну, как ноль девяносто восемь? Доложить подробно! Где сменившаяся смена? Сюда её тоже! Быстро!
Медсестра и молодой врач, переглянувшись,
Щупп нервно расхаживал по кабинету. Через пару минут в помещение зашла ещё одна медсестра и молодая врачиха. Щупп, внимательно обведя всех взглядом, жестом руки предложил присесть на свободные стулья, после этого тихо и сурово сказал:
– Товарищи! Сегодня, как вы все теперь понимаете, особый день! Можно сказать, особое дежурство, особая смена! Может быть, даже в эти минуты вы и не представляете себе всю историчность ситуации, но это к вам придёт позже, я вас уверяю! Ну, а для начала, я хочу вас всех поздравить и поблагодарить за проделанную работу, за усердие и терпеливость! То, что вы сделали, имеет большое, подчёркиваю, очень большое значение для нашего государства! Теперь, я думаю, партия и правительство достойно оценят ваш вклад в государственно-важное дело!
Подчинённые завороженно слушали пафосную речь шефа.
– Но за поздравлениями я должен вам напомнить и предупредить о другой стороне этого эксперимента. Вы все, прежде чем переступить порог этой лаборатории, давали подписку о нераспространении никаких сведений никому! Повторяю, никому! Даже родным и близким, даже папе с мамой! От секретности этой информации зависит безопасность страны! Да, да, безопасность страны! Только вот как она зависит? Это уж я вам сказать не могу, это другая форма допуска! – Щупп прервал свой категоричный спич и вновь внимательно обвёл всех взглядом.
Суровость в его глазах подтверждала серьёзность сказанного. Воцарилось молчание. Паузу прервала молодая докторша. Она робко прокашлялась и сказала:
– Тридцатого, третий корпус, спецпалата номер два. Пациент: код допуска – секретный, литер допуска – сверхсекретный, порядковый номер – ноль девяносто восемь. Дата поступления – рубеж тысячелетия, приблизительно двухтысячный, две тысячи первый, июнь, но чёткость нарушена. Мужчина. Возраст по анализам клеток методом Реутского – около тридцати пяти лет. Вес – восемьдесят один килограмм, рост – сто семьдесят восемь сантиметров. Диагноз – неизвестен. Сон – неизвестного происхождения. Наблюдения – в течение шестидесяти лет. Конфигурация мозга не нарушена. Давление чуть ниже нормы, истощение организма – четыре тысячных процента, старение клеток – шесть десятитысячных процента, группа крови – третья положительная, наличие белых телец в норме. Формы известных вирусов отсутствуют. Печень в норме. Сетчатка глаз в норме. В шесть тридцать две сегодняшнего утра замечена активизация головного мозга, открыл глаза. В шесть тридцать семь попытался шевелить правой рукой. В семь ноль одна зарегистрировано выделение слюны и мочи. В семь ноль три замечено выделение желудочного сока. В семь сорок пять произведена инъекция препарата «ка-эль триста тридцать восемь» для активизации головного мозга и стабилизации работы мышц. В семь сорок восемь зафиксирован обычный сон как побочное явление данного препарата.
Доктор, делавшая доклад, была тридцатилетняя Светлана Турнова, симпатичная стройная женщина
– Что планируете в дальнейшем?
– Мероприятия стандартны. Искусственная подпитка организма в первые часы. Препараты три вэ двадцать три и три ка тридцать четыре, глюкоза, гемодез, солевые растворы и вывод на естественное питание по первой диетической категории. Первые сутки лежачий режим, затем слабые физнагрузки и кислородная подпитка.
Щупп кивнул головой и, одобряя, произнёс:
– Хорошо! Хорошо! Так, так, а как Вы думаете, сознание у него в норме? Что, потрясения быть не может?
Турнова пожала плечами и ответила:
– Ну, эксперимент сам по себе первый, столько человек ещё не спал в принципе, побочные эффекты возможны, но, как я сама думаю, вероятность ничтожно мала, хотя кто его знает?
Щупп вновь покачал головой:
– Да. Да, конечно. Так, так, ладно. Хорошо! Обо всех, даже не значительных изменениях докладывать мне! Лично, немедленно! В любое время суток! Это приказ! И о секретности не забывайте…
Турнова протянула ему листок с бюллетенем. Михаил Альфредович взял бумагу и, посмотрев внимательно в глаза Светлане, вновь спросил:
– А когда он может вновь прийти в себя? Прогноз есть?
– Не прийти в себя, а проснуться, он проснётся через пару часов, – словно поправив шефа, ответила Турнова.
Дерзость ответа слегка смутила Щуппа, но он, ничего не сказав, вышел из помещения. Покинул третий корпус Михаил Альфредович в больших раздумьях. Теперь перед ним стояла ещё одна и очень важная дилемма. Щупп мучительно пытался найти правильный выход из сложившейся ситуации. А размышлял Михаил Альфредович о начальнике четвёртого отделения Лаврентии Васильевиче Сикоре. Вернее, конечно, не о нем самом, а о том, что говорить этому человеку о «098»?!
Сикора хоть и числился обычным врачом, руководителем первого звена, но таковым не являлся. Это знали практически все в центре. Сикора был фимобщиком, а точнее, неофициальным куратором всех секретов медицинского центра им. Топорыжкина. ФМБ поставило его на эту должность с помощью руководства Министерства здравоохранения. Щупп даже знал, что Лаврентий Васильевич имеет звание майора, но никогда никому об этом не говорил. Говорить об этом в Народной Федеративной Республике было просто опасно. Могущественное и страшное ведомство ФМБ могло запросто сделать с болтунами, распространявшими «неположенную» информацию, всё что угодно. От банального увольнения с работы до принудительного лечения в спецбольнице, откуда нормальным никто не выходил, а точнее, не выходил вообще. И этого боялись все, в том числе и Михаил Альфредович, поэтому Сикора для него официально оставался лишь «заведующим четвёртого отделения».
Пока Щупп рассуждал докладывать или нет Сикоре об утреннем происшествии, последний неожиданно попался ему навстречу в коридоре. Низенький и толстенький Сикора катился на коротких ножках прямо на Михаила Альфредовича. Его маленькие чёрные глазки впились в лицо Щуппа ещё за десяток метров. Лаврентий Васильевич расплылся в ехидной улыбке.
– Михаил Альфредович! Дорогой! Здравствуйте!
Щупп был вынужден улыбнуться на приветствие. Хотя этого совсем ему не хотелось.
– А-а-а, старина! Коллега! Я рад, рад видеть Вас… Вот видите, обход произвожу…