Ленин
Шрифт:
Ленин никогда не думал, что коммунистическая идеология является светской религией, но крайне вульгарного уровня. Все мы, и автор настоящей книги, долгие десятилетия были в ее плену. Нет, я не утверждаю, что марксизм – сплошная «черная дыра». Нет. Там, где марксизм идет рядом, а часто и переплетаясь, с позитивизмом, там мы видим движение мысли. Самый лучший критерий марксизма – его сопоставимость с вечностью. Сегодня дикими предстают концепции диктатуры пролетариата, отмирания государства, теория мировой революции и многие, многие другие «учения», которые должны были жить столетия и определять бытие людей в XXI веке…
Н.А. Бердяев хорошо сказал: «Есть глубокое различие между вечным и тленным, преходящим
Слова Бердяева суровы, но во многом справедливы: коммунистическая идеология, воспевая насилие во имя эфемерного земного счастья людей, столь же безапелляционно вынесла «приговор» и религии. Ленин прав: «Религия должна быть объявлена частным делом» – таково отношение к ней социалистов. Но тут же, несколькими строками ниже, теоретик большевизма заявляет: «Мы никак не можем считать религию частным делом по отношению к нашей собственной партии». Это уже настораживает: провозглашая свободу совести, Ленин хочет эту свободу рассматривать через партийную призму. Он по-прежнему повторяет старые атеистические выводы: «Гнет религии над человечеством есть лишь продукт и отражение экономического гнета внутри общества»{135}. Совершенно очевидно, что подобная формула ничего не объясняет, ибо не все духовные процессы можно механически вывести из экономического детерминизма.
В своих пропагандистских памфлетах, касающихся религии, Ленин нередко говорит как истый либерал. «Мы требуем полного отделения церкви от государства, – пишет он, – чтобы бороться с религиозным туманом чисто идейным и только идейным оружием, нашей прессой, нашим словом…»{136} Зная непримиримый, бескомпромиссный характер лидера большевиков, с трудом верилось в эти заявления. Впрочем, никто им и не придавал никакого значения. Разве мог кто-нибудь всерьез думать в декабре 1905 года, что через десятилетие с небольшим власть над гигантской страной будет в руках у Ленина? Но так случилось, и это, вероятно, самая большая неожиданность в XX веке.
Ленин получил полную возможность воплотить свои планы и воззрения в бренную жизнь. Конечно, церковь была мигом отлучена от государства. В большевистской печати стали обычными слова «поповщина», «религиозный дурман», «контрреволюционер в рясе», но, думалось, на этом дело и остановится. Ведь собирался же Ленин бороться с религией только «идейным оружием»…
Нужно знать Ленина. У него никогда не было ничего святого. Ни отечество, ни национальная культура, ни российские традиции. Разве могла рассчитывать церковь, что Ленин сохранит ее святость? Удивительно лишь то, что смертельный удар по церкви Ленин нанес так поздно, лишь в 1922 году, когда у него уже начали иссякать собственные силы. Ему до этого было недосуг. Тем более церковь вела себя тихо. На большевиков, например, произвела впечатление подчеркнутая аполитичность патриарха Тихона, который отказался летом 1918 года благословить «белое» движение. Можно только гадать, боялся ли Тихон немедленного террора «красных» или он интуитивно чувствовал обреченность «белых». Ведь те люди, которые проиграли Россию в 1917 году, едва ли могли рассчитывать, что завоюют ее в году следующем…
Был момент, когда патриарх хотел встретиться с Лениным по вопросу Троице-Сергиевой лавры, которую декретом, подписанным вождем, превратили в атеистический музей. Тихон настаивал, просил, писал письма. Но тщетно. Большевики полагали, что даже рабочий контакт
Правда, в своей жизни Ленин имел достаточно близкие связи с одним священником, имя которого хорошо известно в российской истории, – Георгием Гапоном.
Впервые с ним Ленин встретился в феврале 1905 года. Лидер большевиков вел в Женеве долгие беседы с человеком, который был готов помочь делу подготовки вооруженного восстания в России. Священник оказался энергичным человеком: организовал закупку оружия в Европе и отправку его в Россию, созвал по своей инициативе конференцию российских партий социалистической направленности, выдвинул идею созыва Учредительного собрания… Гапон положительно нравился Ленину своим радикализмом и даже экстремизмом. Ульянов снабдил воинственного священника фальшивым паспортом, чтобы тот мог бывать в России.
Однако в марте 1906 года эсеры убили Гапона под Петербургом, выдвинув против него весьма сомнительное обвинение в провокаторстве.
Других священнослужителей, которые бы могли нравиться Ленину, он в своей жизни не встречал. Его традиционно устойчивое отношение к духовенству было глубоко враждебным. Для Ленина атеизм был составным элементом диктатуры пролетариата.
Ленин просто ждал удобного момента, искал хорошего повода, чтобы нанести разящий удар по церкви. В России насчитывалось около 80 тысяч храмов, в основном православных. Уншлихт несколько раз в беседах с Лениным говорил о «фантастических ценностях», хранящихся в храмах, накопленных в «результате религиозного гнета». И повод представился. Убедительнейший повод: массовый голод в России в 1921–1922 годах. Если «сталинский» голод, который придет в Советскую Россию через десятилетие, был искусственно вызван кремлевской верхушкой и тщательно скрывался не только от мирового общественного мнения, но и от собственных сограждан, то голод «ленинский» был как на ладони. Включился Коминтерн, обратились к Западу, рабочие Европы работали один день в неделю «на голод» в России. Но первым забил в набат, в буквальном смысле, Василий Иванович Белавин. Таковым было мирское имя патриарха Тихона.
Патриарх обратился с воззванием к мирянам России, в котором были слова: «Падаль для голодного населения стала лакомством, но и этого «лакомства» нельзя достать. Стоны и вопли несутся со всех сторон. Доходит до людоедства. Из 13 миллионов голодающих только 2 миллиона получают помощь.
Протяните же руки помощи голодающим братьям и сестрам! С согласия верующих можно использовать в храмах драгоценные вещи (кольца, цепи, браслеты, жертвуемые для украшения святых икон, серебро и золотой лом) на помощь голодающим…»{137}
Обсудили инициативу патриарха на заседании Политбюро 7 июля 1921 года. Даже дали согласие зачитать обращение Тихона по радио. Ленин и Троцкий на заседании, где был еще лишь Молотов из состава высшей партийной коллегии, оживленно переговаривались. Троцкий настоял: о заявлении Тихона сообщить и в большевистских газетах. Но Ленин думал основательнее, как, пользуясь случаем, отобрать у церкви все и заодно кардинальным образом подрезать ей крылья.
Тем временем Тихон обратился к общественности вновь. Теперь уже в августе 1921 года – «К народам мира и православному человеку». Российская церковь создала Всероссийский комитет церковной помощи голодающим. Церковь уже сама настойчиво рекомендовала «жертвовать на нужды голодающих церковные драгоценности, не имеющие богослужебного употребления».