Ленинград-43
Шрифт:
— Меня не было в Виши. И это было не моим выбором!
— Ну так сделайте свой выбор сейчас, генерал. Желаете по окончании войны оказаться в положении побежденного — или всё же войти по праву в лагерь победителей? Тогда, думаю, и Уинстону Черчиллю придется поубавить свой аппетит.
— Что вы имеете в виду?!
— Вы знаете, что на советско-германском фронте сражается авиаполк «Нормандия», и очень хорошо. Мы согласны развернуть его в полноценную авиадивизию, а то и корпус — насколько хватит личного состава, ведь в ваших силах всячески способствовать отправке французских летчиков из Англии в СССР? Также мы намерены из упомянутых четырехсот тысяч ваших пленных сформировать пехотные и танковые части, которые будут воевать за освобождение Франции. Нет, не английским десантом — независимо от того, что ответит
— Кто будет командовать этой армией?
— Вопрос оченьинтересный, генерал. Вы не забыли, что ваши военачальники во время вашей «странной войны» были гораздо больше озабочены «искоренением в армии коммунистической заразы», чем боевой подготовкой, — и в итоге немецкое наступление в мае сорокового застало ваши войска врасплох! Пришлете вы кого-то из Англии — а вдруг он как Коморовский окажется? И предпочтет потерпеть поражение, лишь бы нам навредить?
— Но надеюсь, всё же не вашего, русского генерала? Это будет уже не комильфо!
— В войске Польском у Берлинга одним из полков командует полковник Красовский. По виду поляк, говорит на чистом польском — все принимают его за истинного пана. Однако же он родился в Красноярске. У нас говорят, победителя не судят, а дареному коню в зубы не смотрят. Может быть, и найдем среди пленных кого-то, заслуживающего доверия. А если не найдем… Вы не находите, что Севастопольский бульвар в Париже — это оскорбление для России?
— А вы собираетесь, как царь Николай Первый, «прислать миллион зрителей в серых шинелях»? Вот только всего через десяток лет после того случая в Париже и появился Севастопольский бульвар.
— А еще через пятнадцать — Германская империя, Второй рейх, была провозглашена в вашем Версале, у стен осажденного пруссаками Парижа. И вы не будете отрицать, что и в прошлой Великой войне вы были бы разбиты, окажись против Германии один на один? Три германских вторжения, ставящих вашу страну на грань существования, и всего за три четверти века — вам не кажется, что это слишком много? Желаете, чтобы лет через двадцать французы снова бежали от немецких бронедивизий или рыли окопы где-нибудь на Марне — или же чтобы с германской территории никогда больше не исходила угроза войны? Надеюсь, что в данном вопросе интересы Франции и СССР совпадают. Хотите лично командовать этой армией, генерал?
— По крайней мере иметь право отдавать приказы тому, кто ее поведет. И вместе с армией вступить в Париж.
— Ваше право. Тогда позаботьтесь, чтобы эта армия была достаточно многочисленна. Мы можем организовать вам поездку по местам содержания французских пленных и ваши выступления перед ними. И те, кто вступит в эту армию «Сражающейся Франции», конечно, не будут должны нам ничего — странно было бы требовать за содержание с тех, кто готов пролить за нас свою кровь, воюя против общего врага. Однако снаряжение армии тоже стоит больших денег. Ваши же трофейные танки «Сомуа-35», «Рено» и «Гочкис», артиллерия, стрелковое оружие — строго по смете, сколько платила за них французская казна перед войной. Надеюсь, вы не подвергаете сомнению наше право собственности на всё это имущество, сданное вами при капитуляции немцам и с боем захваченное советскими войсками?
— А я надеюсь, вы не будете насаждать во Франции коммунизм?
— Насаждать мог Троцкий. Мы же считаем, что народ каждой страны сам выбирает политический строй. Однако же этот выбор должен быть ему предоставлен — так мы очень не поймем, если придя к власти, вы будете устраивать коммунистам гонения и ограничивать их в правах. Глава нашей Церкви, патриарх Алексий, считает коммунизм некоей разновидностью религии. Ваша страна в прошлом веке напала на Вьетнам, сделав своей колонией, под формальным предлогом «угнетения
— Я принимаю все ваши условия, маршал Сталин…
Этот же день. Германия, полигон Куненсдорф.
— Вас ист дас? Что это такое?
Генерал-полковник Гейнц Гудериан был недоволен. У генерального инспектора панцерваффе достаточно более важных дел, чем изучать конструкторские шедевры битых французов. Но вопрос стоял остро: чем заводы лягушатников могут помочь рейху, истекающему кровью под натиском русских орд? Никто, конечно, не собирался давать французам лицензию на производство «тигров». Однако же надо было что-то делать, чтобы компенсировать возросшие потери бронетехники на Восточном фронте. И одной из идей — возникшей, не иначе, в аппарате Геббельса! — был «фолькспанцер», «народный танк» — простая, дешевая, массовая машина, доступная даже слабообученному экипажу, расходный материал тотальной войны, не заменяющий, а дополняющий панцерваффе. Именно так — после воплей пропаганды, что русские уже стоят на пороге и ломятся в дверь, многие, казалось бы, невоенные ведомства стали спешно формировать вооруженные отряды «защиты дома» — считалось, что это ополчение при вторжении на территорию рейха может быть тотчас же поставлено под ружье. Поскольку в списки вносились прежде всего те, от кого отказалась армия — старики, подростки, инвалиды — то конкуренции не возникало, однако эти импровизированные формирования надо было чем-то вооружать; идея возложить это бремя на французов, не отвлекая заводы рейха, казалась здравой.
Интересно, это анекдот или правда, что японцы в качестве «фолькспанцера» предложили лицензию на свой «Ха-го»? Гудериан помнил, чем кончилась попытка задавить русских массой легких «Леопардов», эта авантюра не принесла ничего, кроме потерь. Но если сейчас расходным материалом будут не обученные танкисты, а «мясо», лишь вчера посаженное за рычаги, и если они, до того как сгореть, сумеют подбить хоть какое-то число русских Т-54, игра явно стоит свеч!
— Так что это такое? Я вас спрашиваю!
Это было похоже на что угодно, только не на «фолькспанцер». Источником вдохновения конструкторов явно был русский фильм про Индиану Джонса — говорят, что даже в Берлине уже показывали его, в узких кругах, купив то ли в Швеции, то ли в Швейцарии, ну а фотографии и рисунки, кадры оттуда, были общеизвестны. Больше всего этот бронемонстр был похож на танки той, прошлой Великой войны — гусеницы охватывали ромбовидный корпус, вот только во все стороны смотрели четырествола! Один в башне наверху, один в лобовом листе, два по сторонам в бортовых спонсонах.
— Глубокая модернизация танка В-1 образца тридцать девятого года, — подскочил французик. — Главное отличие от прототипа — это вооружение! К сожалению, мы не располагали пушками калибром свыше семидесяти пяти, по условиям перемирия — однако же в башню, по расчетам, вполне может встать ваш ахт-ахт. Прочее же вооружение оптимизировано для действий против пехоты в ближнем бою — уверяю, к этому танку очень трудно будет подкрасться с гранатой!
Жерла внизу оказались огнеметами, один вперед, два по сторонам. Впрочем, как пояснил француз, возможны варианты переоборудования прямо в походной реммастерской — лобовой огнемет и две 37-миллиметровые пушки по бортам, или 105-миллиметровая гаубица и два бортовых огнемета, или гаубица и две противотанковые пушки, в этом случае бак для огнесмеси может использоваться как топливный. Этот бак, общий для всех огнеметов, занимал нижнюю часть боевого отделения, под ногами у экипажа. Что будет при подрыве танка на мине или при попадании в днище в момент подъема на гребень высоты — о том не хотелось и думать! Тем более что французы исхитрились разместить в таком объеме семь человек — водитель, двое в башне, двое в бортовых спонсонах, наводчик лобового орудия, радист — и на всех приходились лишь два люка: башенный и над головой водителя. Вооружение в бортах стояло там, где у «прототипа», В-1, были дверцы. А броня, чтобы компенсировать вес вооружения и более крупную башню, облегченная, всего четыре сантиметра!