Ленинград(Героическая оборона города в 1941-1944 гг.)
Шрифт:
Ленинградские саперы по инициативе подполковника Б. В. Бычевского выдвинулись далеко за Плюссу и там минировали дороги, мосты, устанавливали минные заграждения, закладывали радиофугасы — глубоко засекреченное оружие, которым немцы не располагали. Когда в Ленинград сообщили, что фашисты уже в Стругах Красных, М. М. Попов вызвал к себе Бычевского:
— Сколько у тебя там фугасов заложено?
— Три по 250 килограммов.
— Разведчики сообщают, что все крупные здания заняты гитлеровцами. Взрывай.
Машина со специальной радиостанцией была укрыта в одном из самых глухих уголков Гатчинского лесопарка. Рация включена, вокруг по-прежнему тихо, спокойно, но в голосе Бычевского
— Все!?
— Все, — отвечает командир роты спецминирования старший лейтенант Владимир Яковлев, он сам закладывал те фугасы.
В эти минуты здания, забитые по преимуществу фашистскими офицерами, превратились, как это потом подтвердила аэрофотосъемка, в развалины.
Киевское шоссе километрах в 50 южнее Луги — примерно там, где его пересекает река Плюсса. Оно значительно уже нынешнего. Неровный, выщербленный асфальт местами сменяется булыжником. Над шоссе стоит тоскливая коричневая пыль. Жара. Люди бредут усталые, обессиленные. Женщины, дети, старики, нередка и группы красноармейцев с винтовками за спиной, с каким-то военным имуществом. Скот, конные повозки, машины.
Со стороны солнца неожиданно доносится прерывистый рокот авиационного мотора, дорога сразу пустеет, все живое стремится в сторону от нее, но пулемет уже застучал, рвутся бомбы, вот кого-то прошило очередью, стонет кто-то из раненых, одна из лошадей давится предсмертным хрипом. Потом все смолкает, на дороге возобновляется движение, и снова только скрип колес, усталые шаги, плач детей, надсадное мычание коров…
В нескольких сотнях метров перед мостом через Плюссу шлагбаум и за ним наскоро вырытые окопчики. Деловитые красноармейцы направляют весь этот живой поток в сторону, в обход, и люди, увлекаемые общим движением, только что не знавшие, куда идти и на что надеяться, наконец оказываются в зоне хоть сколько-нибудь определенного порядка.
Разрозненные группы военных формируют неподалеку, с ходу образуя из них отделения, взводы, роты и отправляют в окопы, на левый фланг, где постепенно собираются участвовавшие в предыдущих боях Северо-Западного фронта воины 111-й, 235-й и 90-й стрелковых дивизий и строительных частей. Распоряжается ими по преимуществу генерал Михаил Григорьевич Ефремов, прибывший сюда как представитель Северного фронта. Многие его узнают: герой гражданской войны, — уважаемый, известный военачальник, в Красной Армии он с 1917 года. Здесь, под Лугой, Ефремов успеет очень много, но уже через десять дней его отзовут, а поэтому имя его забудется в этих местах. Памятник Михаилу Григорьевичу Ефремову сейчас стоит в Вязьме: в контрнаступлении под Москвой, в боях под Вязьмой с особой силой проявились его талант и мужество. Там, попав в окружение со своей 33-й армией, он и погиб: тяжелораненым застрелился, чтобы избежать плена.
Женщины, дети, девушки, старики, которых сейчас объединяет горькое, полузабытое слово «беженцы», переправляясь через Плюссу, всюду видят окопы, пулеметы, орудия, даже танки. Впервые за много дней к ним приходит спокойствие, и они, поддаваясь невольному чувству расслабленности, устраиваются на привал, но им не дают задержаться, торопят:
— Уходите! Скоро и тут будет бой!
Впечатление порядка и организованности, которое оставалось тогда у всех, кто попадал в эти места, не было обманчивым. 177-ю дивизию, оборонявшую Лугу, сформировали весной 41-го — еще перед войной. Командиры, красноармейцы успели узнать друг друга, пройти курс обучения. 1 мая в Боровичах дивизия промаршировала в парадных колоннах перед праздничными трибунами этого небольшого, в то время почти целиком деревянного городка. Лужские окрестности многим тоже были знакомы: сюда предполагалось выезжать в летние лагеря.
С началом войны дивизию в считанные дни развернули по штатам военного времени, пополнив людьми и техникой, и спешно, эшелон за эшелоном, стали отправлять в Лугу. 4 июля она получила приказ выдвинуться к Пскову. Как раз в это время, следуя директиве Генерального штаба, Военный совет Северного фронта для обороны лужской укрепленной позиции создал специальную оперативную группу во главе с генерал-лейтенантом К. П. Пядышевым. Награжденный еще в гражданскую двумя орденами Красного Знамени, он обладал большими знаниями, высокой культурой. Лужская оборонительная линия возводилась при его участии. А теперь, получив дополнительные полномочия, он сразу же, с 6 июля, остановил продвижение 177-й дивизии к Пскову и приказал ей закрепиться на рубежах, подготовленных ленинградцами и лужанами между Плюссой и Лугой. Это было разумное и своевременное решение: если бы дивизия встретилась с танками Геппнера на марше, она скорее всего была бы смята и отброшена от Киевского шоссе.
Командир 177-й дивизии полковник Андрей Федорович Машошин, зная, как неважно сложилась обстановка на Северо-Западном фронте, распорядился, чтобы один из его лучших полков, 483-й, с гаубичной и противотанковой батареями и частью 46-го понтонно-мостового батальона расположился в предполье у Плюссы и на промежуточном рубеже между станцией Серебрянка на железной дороге Псков — Ленинград и Городцом на Киевском шоссе. Таким образом, заслон на случай прорыва передовых разведывательных отрядов фашистов был поставлен еще тогда, когда они только-только вытеснили механизированный корпус Северо-Западного фронта из Острова.
На другой день, 7 июля, два других полка 177-й дивизии — 502-й и 486-й — к 10 часам утра вышли в район главной полосы обороны, прикрытой минными полями, надолбами, проволочными заграждениями. Эта полоса пересекала Киевское шоссе там, где сейчас поворот на совхоз «Скреблово», известный своими садами и ягодниками. Дорога туда идет прямо вдоль заросшего лесом, но все еще различимого рва. В самый последний момент, в ночь на 9 июля, сюда подоспела переброшенная с Карельского перешейка 24-я танковая дивизия 10-го механизированного корпуса.
Машошин, начальник штаба Иван Семенович Павлов расположили свой штаб чуть южнее Луги, на Лангиной горе: там, как и до войны, теперь пионерский лагерь, даже сохранилась сосна с вбитыми в нее металлическими скобами, по ним взбирались тогда на вышку наблюдательного пункта. Машошин, однако, больше находился в частях. Старший унтер-офицер и полный георгиевский кавалер в империалистическую войну, кавалер двух орденов Красного Знамени в гражданскую, участник советско-финляндского вооруженного конфликта, Машошин обладал кипучей энергией и весьма взрывчатым темпераментом, который не раз приносил ему неприятности. Теперь он старался себя сдерживать, а храбрость, знание воинского дела, боевой опыт, природный ум за ним признавали и прежде.
Начальник штаба дивизии Иван Семенович Павлов внешне выглядел сурово, будто срублен из угловатого кряжа; на первый взгляд, больше всего ему подходило быть строевым командиром, но вместе с тем он обладал той педантичностью и скрупулезностью, которые так необходимы штабному офицеру. В роду Павлова четко прослеживалась склонность к военной службе: отец его в первую мировую войну заслужил два Георгиевских креста, в гражданскую стал красным командиром, сын Ивана Семеновича в наши дни дослужился до адмирала. Сам Павлов в армии с 1919 года, окончил академию, имел боевой опыт, командовал полком, прошел хорошую школу, работая в оперативном отделе штаба Ленинградского военного округа.