Ленинград(Героическая оборона города в 1941-1944 гг.)
Шрифт:
— Мой фюрер! Мы можем потерять все. Для спасения положения необходим танковый корпус.
Гитлеровскому командованию пришлось спешно перенацеливать 8-й авиационный корпус, перебрасывать к Старой Руссе две моторизованные дивизии из-под Новгорода и Луги и 39-й моторизованный корпус (танковую и две моторизованные дивизии) из-под Смоленска.
Уверившись, что с контрударом у Старой Руссы они справятся, фашисты продолжали движение к Новгороду. 15 августа захватили его правобережную часть, 20 августа ворвались в Чудо-во и перерезали железную и шоссейную дороги Москва — Ленинград. К 25 августа они полностью восстановили свой фронт под Старой Руссой, оттеснив наши части за реку Ловать. 39-й моторизованный корпус был направлен через Новгород к Чудово: ему поставили задачу соединиться у Ладожского озера с финскими войсками. Два армейских корпуса врага шли теперь прямо на Ленинград с юго-востока. По шоссе Москва — Ленинград.
20 августа в Смольном снова состоялось собрание партийного актива. Многие пришли на него с личным оружием, в том числе все работники обкома и горкома партии. Осунувшиеся, до предела уставшие, с покрасневшими от бессонницы глазами.
Главной мыслью в выступлении А. А. Жданова было:
— Наступил момент, когда все большевистские качества должны быть приведены в действие… Вопрос стоит о жизни и смерти…
Неотложные задачи партийной организации определялись теперь принятым в тот же день постановлением бюро городского комитета партии и исполкома Ленинградского Совета «Об организации обороны города Ленинграда». На случай прорыва противника горком предложил сформировать на основе территориально-производственного принципа 150 отрядов народного ополчения по 600 человек в каждом.
21 августа Военный совет северо-западного направления, Ленинградский городской комитет партии, исполком Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся обратились к населению и защитникам города с воззванием:
«Над нашим родным и любимым городом нависла непосредственная угроза нападения фашистских войск. Враг пытается проникнуть к Ленинграду… Встанем как один на защиту своего города, своих очагов, своих семей, своей чести и свободы! Выполним наш священный долг советских патриотов!.. Смерть кровавым немецким фашистским разбойникам! Победа будет за нами!»
Воззвание распространялось в листовках, оно было опубликовано в газетах, передавалось по радио, зачитывалось на собраниях и митингах, где присутствовало около миллиона человек. Общее настроение четко сформулировали в своей резолюции рабочие, инженеры, техники Кировского завода:
— Мы все готовы дать вооруженный отпор заклятому врагу!
Боль, тревога за Ленинград поселились в эти дни в сердцах всех советских людей. На митингах, состоявшихся в разных концах страны, их участники, принимая на себя новые, более высокие обязательства, заявляли о своей готовности помочь Ленинграду всем, что только в их силах и возможностях. В Ленинград нескончаемым потоком шли письма, приветствия, телеграммы, обращения. «С вами мы, москвичи, и весь советский народ», — писали рабочие столицы. Колхозники из сельхозартели «Пролетарская победа» Топкинского района Новосибирской области сообщали в Ленинград: «Мы уже внесли в фонд обороны 20 тысяч рублей наличными, 10 центнеров мяса и 1,5 центнера шерсти. Сейчас мы дополнительно даем в фонд обороны и рабочим Ленинграда из только что снятого нами урожая 12 тысяч пудов хлеба сверх плана хлебопоставок и 200 центнеров молока. Наш план озимого сева — 300 гектаров. Мы засеваем сверх плана в фонд обороны 150 гектаров. Мы даем 20 лучших коней из нашей племенной фермы защитникам Ленинграда».
В Ленинград прибыла комиссия ЦК партии и ГКО, в ее составе были уполномоченный ГКО, заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров А. Н. Косыгин, начальник артиллерии Красной Армии генерал Н. Н. Воронов, командующий Военно-Воздушными силами генерал П. Ф. Жигарев, нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов и другие. В Ленинграде комиссия сразу подключилась к решению всех важнейших вопросов обороны города. На восточном берегу Волхова развертывались две новые армии — 52-я и 54-я. В экстренном порядке делалось все возможное для усиления Слуцко-Колпинского укрепрайона (Слуцку ныне возвращено его старое название — Павловск). Верховное Главнокомандование передало фронту четырехдневную продукцию ленинградских танковых цехов и предприятий, распорядилось послать в Ленинград 4 авиационных полка и еще 10 маршевых батальонов в дополнение к 60 батальонам, уже направленным сюда после 15 августа. Непосредственно к Колпину передислоцировались 4-я дивизия народного ополчения и 168-я стрелковая дивизия полковника А. Л. Бондарева, прославившаяся умелыми действиями на Карельском перешейке (ее только что вызволили из окружения корабли Ладожской военной флотилии). Туда же успели стянуть свыше 440 орудий, в том числе 300 были выставлены на прямую наводку. Войска, предназначенные для обороны Ленинграда с юго-востока, в частности Московского шоссе, Военный совет фронта объединил в 55-ю армию, ее командующим назначили генерал-майора Ивана Гавриловича Лазарева.
В Колпине уже слышалась артиллерийская канонада, ветер доносил сюда запах гари, с наблюдательных пунктов были видны пожары в Красном Бору. 28 августа военное командование приказало местным ополченцам занять позиции километрах в четырех от родного Ижорского завода, на южной окраине одного из поселков колхоза имени Тельмана. Выступили два рабочих отряда, во главе одного из них встал председатель Колпинского райисполкома Александр Васильевич Анисимов (он погиб в самом конце войны), во главе другого — Георгий Вениаминович Водопьянов (после войны ему посчастливилось еще около 30 лет руководить цехом на Ижорском заводе). Тогда, в 41-м, в назначенное место они пришли ночью. Поселок был обжитый, капитально отстроенный, дома добротные, словно зеленой шапкой накрывали их точенолистые дубы и разросшиеся тополя. Сейчас вокруг ни души, двери распахнуты, ветер играет ими. Броневики укрылись во дворах. Здесь же расположили и орудия. Рабочие в ватниках, куртках, в старых, для рыбалки сберегавшихся пальто легли цепью на выходе из поселка, прижавшись к теплой земле, вдыхая запахи отцветающих трав и хлеба: слева тянулось поле, частично уже скошенное, снопы стояли в суслонах.
Водопьянов, высокий, сухой, поджарый («Тогда во мне весу было 67 килограммов, а росту 185 сантиметров, — вспоминал он при нашей встрече. — Как арабская лошадь»), расположился в крайнем доме, распахнул окно. Впереди была Ям-Ижора, деревня на шоссе Москва — Ленинград, бинокль придвинул к нему знакомые дома, приходилось там бывать, и Водопьянов увидел движущихся мотоциклистов, темные силуэты вражеских машин. Вшестером тут же отправились на разведку к Ям-Ижоре. Дошли до окраины, до кладбища, когда от реки по ним открыли огонь. Убило Матвеева, одного из трех братьев, вступивших в ополчение. Тогда многие вступали в ополчение семьями: отец и сын Александровы, братья Рыбаковы, отец и сын Крутошинские… Разведчики осторожно отползли, и сразу по возвращении Водопьянов велел броневикам открыть огонь по Ям-Ижоре.
Гитлеровцы отвечали в ту ночь неохотно. Реванш они попытались взять утром, но обрушились не на боевые позиции, а на завод. Они уже поняли, что перед ними не регулярная воинская часть, а рабочие, им хотелось сломить их волю, упорство.
На Ижоре еще привычно гудели мартены и утренняя смена готовилась сменить ночную, когда по металлическим листам, устилавшим пол в мартеновском цехе, загрохотали осколки. Опустился на пол, раненный в живот, начальник цеха коммунист А. И. Шмаков; его даже не успели довезти до поликлиники. Снаряды рвались по всей огромной территории, стреляла полевая артиллерия, многие решили, что фашисты рядом. Рабочие, вооружаясь чем придется, выбегали из цехов, некоторые тут же падали, обливаясь кровью. Вот тогда неожиданно для всех заговорило заводское радио, у микрофона был коммунист, хорошо всем известный Василий Николаевич Носков:
— Товарищи! Красная Армия и наш ижорский рабочий батальон не пустят врага в город. Все — в укрытия! Помогите раненым…
Итоги этого дня подвел сохранившийся до наших дней журнал МПВО:
«7 час. 51 мин. — 18 час. 32 мин. Убитых 4 человека, тяжелораненых 13 человек, легкораненых 25 человек. Повреждения в цехах № 9, 11, 12, 15, 16, 23, 24, 28, 38, на ЦЭС разрушен пульт, пробито два однофазных трансформатора. На железнодорожном транспорте повреждена линия главной железной дороги. В водном транспорте разбито два катера („Ижорец“, № 1 и № 2), пробиты баржи № 8 и № 10».
Снаряды пролетали и над позициями батальона, бойцы увидели позади себя, в Колпине, зарево, к Водопьянову шли люди:
— Мы не имеем права отсиживаться. Мы должны атаковать.
Водопьянов (единственный во всем батальоне одетый в военную форму) мрачнел:
— Кто позволил вам оставить позиции? Не забывайте, что вы в армии.
Смягчившись, разъяснял:
— За нами нет воинских частей. Атаковывать безрассудно.
Но попытка атаки все же была предпринята в ночь на 4 сентября, после того как батальон укрепился и установил связь с соседями — воинскими частями, одна из которых справа оседлала шоссе Москва — Ленинград, другая, слева, удерживала железную дорогу Москва — Ленинград. Водопьянов решился на разведку боем. С собой взял несколько десятков человек, легкий танк, две бронемашины. Выступили в 4 часа ночи, разбившись на две группы. Их встретила черная августовская темнота, выбеленная предутренним слоистым туманом. Пройти удалось только метров 400: навстречу хлестанули автоматные очереди. Одна из групп так и застряла там. Водопьянов поднял шедших за ним в атаку: