Я петь не люблю в предосенних полях –слабеет, склоняется голос,заходит синеющим кругом земля,ложится беспесенной, голой…Я в лес убегаю (а дома скажу:по ягоды собираюсь),а что собирать-то – пою, да брожу,да новое запеваю.Ни звука в глубокой пучине лесной,всё мертво, всё пусто, всё тленье…Но древнее эхо заводит со мнойдремучее, дальнее пенье.Меня обступают прозрачной стенойстволы красноватые сосен.Я слышу – высоко заводит со мноймоя журавлиная осень…О, певчее, звонкое горло мое,как весело мне с тобою!Как радостно знать мне,что ты запоешьтоварищам перед боем.Глушино, 1925
Милый снег
Посвящается деду
Я хочу глядеть на милый снег –В час вечерний синь его голубит, –Думать: есть на свете человек,Обо мне он думает и любит.Ни отцу, ни маме, ни сестре,Ничего об этом не сказала…Хорошо на блещущем двореТак луна ни разу не сверкала…Я сказала б только одному,Старику хорошему, родному,Умершему деду моему,Старому такому и седому.Но ему не скажешь: воротись…Он в земле холодной, безучастной.Милый дед! Прости и не сердисьНа меня за радостное счастье!..За тебя, в сияющем снегу,Звездам ночи кланяюсь все ниже,Завтра с «ним» далеко побегуНа скрипучих, шепчущихся лыжах.1926
Алтай
Б. Т-у
Не знаю,Уклон или счастье,Что этой зимой у стеклаЯ думала долго и частоО странах, где я не была.Закрыли заставу простуюЗамерзшие стекла от глаз,Но не о ней затоскую,Любуясь на роспись стекла.Я мысли свои оплетаюЛюбимейшей из морок:Мне чудятся горы АлтаяНа утренних стеклах в мороз,И вырастут хрупкие ели,Оконная тухнет тайга, –Я чувствую, как заскрипелиПод валенком рыжим снега.Я трогаю строгие глыбы,Но солнце на раму стекло,И я с виноватой улыбкойРукою встречаю стекло.И тают вершины АлтаяПрозрачными струями слез,И к окнам кидается стаяОкраинных рваных берез…1926
Матери
У матери тихо седеют виски,Глаза западают вглубь…Она затихает,Как вечером скитВ зеленом лесном углу.…Она беспокоится у окна,Что долго домой не иду.А я прихожу,от мороза пьяна,От белых ветвей в саду.В саду на скамейках – пушистый снегИ небо, как водоем…Под строгими звездами любо мнеС милым сидеть вдвоем…Не надо жалобы и тоски,Мама, не морщи бровь…Видишь – седеют твои виски,В мои –барабанит кровь.1927
«Послушай, об этом не говорят…»
Б.
Послушай,об этом не говорят,а ты рассказал всем.…Еретик был счастлив, когда, горя,он мог оставаться нем.И, как ни грызет огонь плеча,как возле ни воет толпа,он, губы сжав, мог не кричать,на черную злость попа.А ты – о, ты испугался гореть!Так что ж кричишь, горя?…Нет, даже на самом большом кострео боли не говорят!14 ноября 1926
Дон Кихот
Проходя по проспекту,сведенному в зимней сухотке,ты видал ли в витрине,что с краю морозом запенена,поставлен бронзовый Дон Кихотмежду бюстами Маркса и Ленина?Ты ведь помнишь?Когда-то его обманули сеньоры,и волшебную лошадь подменилидощатой назло…И печального Дона слепым ожиданьем свело…Ты – я знаю – прошел и не кинулскользящего взгляда,ну а мне зацепиться зрачками за все – нипочем.Вечерами подолгустояла я с рыцарем рядом,никогда не смеясь над потертым щитом и мечом.Да, другие теперьи шлемы, и щит, и оружье,но во многих остался, годами и бурейне смененный,Дон Кихот, заблудившийсямежду Марксом и Лениным.…Вот затихнет звон трамваевк двум часам;на проспекте, уставая,стынет гам.Только рыцарь не задремлетна коне, –всё обещанную землюждет в окне?И пускай застыли рукив стали лат:он готов, готов на мукиу стекла…И не знает он, недужный,что сейчасникому совсем не нуженздесь – у нас.Пусть не знает –не перечь:пусть, сжимаяверный меч,только улицтонкий ходкараулитДон Кихот…1927
Грипп
Эти сны меня уморятв злой тоске!..Снилось мне, что я у моря,на песке…И мельтешит альбатросовбелизна,И песков сырую россыпьмнет волна.Я одна на побережье,на песке.Чей-то парус небо режетвдалеке…И густое солнце стелетзной вокруг……Я очнулась на постелився в жару…Но вокруг еще – кораллы,моря хрип…Мне сказали – захворала!Это – грипп…«Да, конечно, это климатподкачал…Ты просил меня, любимый,не скучать.Я старалась не заплакатьпри тебе…Но зачем такая слякоть,свист в трубе?!Я боюсь – меня уморятгорода…Мы с тобой увидим морескоро… да?»31 января 1927
Беатриче
В небе грозно бродят тучи,закрываю Данте я…В сумрак стройный и дремучийвходит комната моя…Часто-часто сердце кличетв эти злые вечера:Беатриче, Беатриче,неизвестная сестра…Почему у нас не могуттак лелеять и любить?Даже радость и тревогуне укроешь от обид…Почему у нас не верят,а позорно и смешнотак любить, как Алигьериполюбил тебя – давно?..Тупорылыми словамиможет броситься любой,заклеймили сами, самиэту строгую любовь…И напрасно сердце кличет,затихая ввечеру,Беатриче, Беатриче,непонятную сестру.1 октября 1927
«О, если б ясную, как пламя…»
О, если б ясную, как пламя,иную душу раздобыть.Одной из лучших между вами,друзья, прославиться, прожить.Не для корысти и забавы,не для тщеславия хочулюдской любви и верной славы,подобной звездному лучу.Звезда умрет – сиянье мчитсясквозь бездны душ, и лет, и тьмы, –и скажет тот, кто вновь родится:«Ее впервые видим мы».Быть может, с дальним поколеньем,жива, горда и хороша,его труды и вдохновеньяпереживет моя душа.И вот тружусь и не скрываю:о да, я лучшей быть хочу,о да, любви людской желаю,подобной звездному лучу.Невская застава1927
Песня
Мы больше не увидимся –прощай, улыбнись…Скажи, не в обиде тына быстрые дни?..Прошли, прошли – не мимо ли,как сквозняки по комнате,как тростниковый стон……Не вспомнишькак любимую,не вспомни – как знакомую,а вспомни как сон…Мои шальные песенкида косы на ветру,к сеновалу лесенку,дрожь поутру…1927
