Ленинградский меридиан
Шрифт:
– Давайте, - откликнулся Рокоссовский, - но только поедем не только по полигону, где вам каждая кочка и взгорок знаком, а так куда товарищ генерал скажет.
– Как скажите, товарищ командир - согласился комбриг, принимая Рокоссовского за въедливого штабного офицера. По приказу подполковника экипаж покинул машину и вскоре танк двинулся вперед. На месте механика сидел сам Шкрабатюк, командирское сидение занимал Орел, а Рокоссовский сидел рядом с ним, строго соблюдая субординацию.
Комбриг оказался прав. Тридцатьчетверка уверенно проходила все те места, по которым Орел заставлял её проехать. Когда
– Спасибо за работу, Спиридон Васильевич, убедил.
– Скажите, а "Валентайн" или "Матильда" также смогут пройти?
– спросил спрыгнувший с брони Рокоссовский.
– Валентин точно пройдет, а вот Матильде сюда лучше не соваться. Завязнет, как пить дать, завязнет.
– Что совсем-совсем не стоит? Ведь такая сила. Броня чуть хуже, чем у Клима - продолжал настаивать Рокоссовский.
– Завязнет, ваша Матильда по ту сторону речки, товарищ командир - бросил комбриг, недовольный навязчивостью собеседника. Сразу видно "штабная крыса", никогда в танке не ездил в отличие от Орла, а туда же.
– Огнем она ещё может и поможет оборону вскрыть, а дальше от неё толку нет. Через каждые полчаса придется останавливаться и гусеницы ломом прочищать.
– А если боковушки снять?
– предложил Рокоссовский.
– То через каждый час, - отрезал Шкрабатюк, - не наша эта машина, товарищ командир.
– Хорошо, убедили, Спиридон Васильевич, - улыбнулся танкисту Рокоссовский и пожал ему руку.
– Очень надеюсь, что ваши танки на той стороне не оплошают. Успехов.
– Я тоже на это надеюсь - сдержанно молвил Шкрабатюк, и гости удалились.
Было уже поздно, когда Рокоссовский прибыл в район рабочего поселка 8, где планировалось нанесение второго удара. Верный своему принципу не сидеть в штабе, а потрогать все своими руками, генерал не стал останавливаться в штабе дивизии и сразу отправился на передовую, в расположении 365-го стрелкового полка.
Совершая подобные действия, Рокоссовский не только желал увидеть своего недавнего протеже - капитана Петрова, чей полк находился на самом острие планируемого удара. Согласно последним сведениям разведчики полка захватили важного языка и не успели его отправить в штаб фронта.
Им оказался майор инженерных войск Карл Магель, прибывший в Синявино по делам службы. Завершив инспекцию оборонительных рубежей Липки, рабочего поселка 5 и Синявинских высот, он собирался вернуться в штаб генерала Линдемана, когда попал в руки советской разведгруппы.
Попал довольно банально. При возвращении из Липки его машина сломалась, не доезжая до рабочего поселка 5, и майор был вынужден заночевать на хуторе, превращенном немцами в опорный пункт обороны. Командир обороны обер-лейтенант угостил высокого гостя, чем бог послал, от чего Магель стал часто бегать в туалет, где его и взяли разведчики майора Сидоренко.
Доставленный за линию фронта он дал довольно ценную информацию, но начальник разведки был опытным военным и сразу почувствовал, что пленный что-то не договаривает.
– Темнит он, Георгий Владимирович, чувствую не все гад говорит, что знает - уверял Сидоренко начштаба полка Петрова.
– Помоги, его расколоть.
– Опять!
– возмутился Петров, недовольный тем, что его привлекают к жесткому допросу пленного.
– Ну, надо, Владимирович. Вот как надо!
– капитан провел ладонью по горлу.
– Ну что тебе стоит Чингисхана показать, а он расколется! Точно расколется.
– Иди ты знаешь куда!
– взбрыкнул Петров, но майор вцепился в него словно клещ и тот сдался.
Все дело заключалось в том, что сочетание азиатской внешности Петрова и его знание немецкого языка сильно сбивало пленных с толку, а когда тот придавал своему лицу зверский вид, они были готовы на все, только бы прекратить с ним беседу.
Магель не был исключением. Четкий прусский говор в сочетании с ликом допрашиваемого сильно сбил его с толку, а когда выяснилось, что Петров бывал в родном для майора Нюрнберге, тот почувствовал себя неуютно. Азиат так уверенно называл улицы города и их достопримечательности, что немец сразу поверил его словам, хотя Петров видел Нюрнберг исключительно мельком, когда летом тридцать восьмого возвращался из Парижа домой.
Видя, что пленный доведен до нужной кондиции, не дожидаясь знака Сидоренко, капитан решительно взял быка за рога.
– Я внимательно прочитал все ваши показания господин Магель. В описании ваших оборонительных рубежей вы довольно откровенны для германского офицера, но на этом ваша полезность для меня кончается. Все сказанное вами в большей части нам известно и оно не добавляет нам ничего нового - холодно молвил Петров, небрежно бросив на стол листы допроса Магеля.
– Но мне больше нечего сказать, господин капитан!
– голос пленного был абсолютно искренен, но он не произвел на Петрова никакого впечатления.
– Мне очень жаль, он это - капитан ткнул пальцем в листы, - не дает вам право быть отправленным в лагерь для пленных. Поэтому вы будете расстреляны через двадцать минут. Если у вас есть разумное последнее желание, я готов его исполнить.
Петров говорил эти страшные слова спокойным, несколько уставшим голосом, чем ещё больше нагонял страха на немца.
– Вы шутите, господин капитан - начал Магель, но собеседник жестко его оборвал.
– Если собираетесь говорить о правах военнопленных, то со мной это не работает - специально подчеркнул Петров.
– В начале июля сорок первого года, моя жена и дети были захвачены вашими солдатами в Риге и в тот же день их расстреляли как членов семьи командного состава.
Говоря эти страшные слова, Петров был недалек от истины. Его жена действительно оказалась на временно оккупированной территории германскими войсками, но сумела избежать ужасной участи, так как по национальности была латышкой. Однако семья его хорошего друга Гоши Кравца была полностью убита, включая двухлетнего ребенка и в этом случае, капитан Петров говорил от их имени.
– Когда я узнал об этом, то поклялся отомстить за них, убить по сорок немецких солдат за каждого члена моей семьи. Вы тридцать девятый в моем списке. Первых двадцать пять я убил в бою, остальные были попавшие в мои руки пленные, - безучастным голосом судьи изрек свой вердикт капитан.
– Каждому из них я предлагал выбор смерти; от пули или от клинка. Мой род ведет свое начало от сыновей Чингисхана и умереть от фамильного кинжала большая честь. Итак, каков ваш выбор господин Магель?