Леннар. Тетралогия
Шрифт:
— Это микстура для лечения кашля,— тихо ответил тощий.
— А, простудился. Уж не на Нежных ли болотах? Ладно! Вылечим. Вот тебе лекарство! — И дворцовый страж Шак буднично ударил его коротким кинжалом в живот, а паренек, не пикнув, упал на пол, согнулся и испустил дух.— Следующий! Ты, ты, верзила! Подойди. Больно у тебя рожа похабная. Наверное, это ты гареггин, которого мы ищем!
Здоровяк с криво сросшейся переносицей и близко посаженными к ней глазками шагнул к стражникам, машинально удерживая в руке кусок недоеденного мяса. Недоверчиво приглядываясь то к одному, то к другому представителю
— Шак-Ир-Дан, ну точно ты! Вот так встреча! А еще говорят, что нельзя повторно встретиться, один раз рассеявшись в Восьми мирах, как я читал в одной ученой книге. Шак, дружище! Ты меня не узнаёшь? Я Зиндар. Мы вместе служили в гарнизоне Шак-Лебба!
— Ты чего?! — свирепо прикрикнул на него толстый.— Ты... с кем из своих поганых знакомцев ты меня путаешь?!
— Точно — ты,— радостно повторил Зиндар, хотел добавить еще что-то, но осекся.— Конечно, в Шак-Леббе! Тогда еще парни шутили, что встретились два Шака: человек и город.
— К-какие парни? — уже не так басовито спросил Шак.
— Ну как же,— понизив голос, негромко проговорил Зиндар, и глазки его налились кровью,— какие парни? Обращенные.Какие же еще, Шак? Такие же Обращенные, КАК Я И ТЫ. Ты, наверное, забыл, Шак? А, извини! Я вижу, после того как мы с тобой дезертировали из расположения Обращенных в разгромленном Шак-Леббе и наши пути разошлись, ты стал другим. Ну это хорошо. Это похвально. Ты не торопись воткнуть мне кинжал в брюхо, Шак, как вот этому парню. Разве я тебя осуждаю? Я сам думаю, что дело Обращенных проиграно. Что вот-вот падет Академия. Что сам Леннар предал их и скрылся. За что же меня убивать?
— А, это твой старый друг? — ухмыльнулся Гаро.— Ну-ну. Я тоже вот недавно встретил. Поговорили.
— Много сейчас в город бежит разной сволочи,— проворчал Шак.— Пора перекрывать дороги, отсекать пути. Говорят, идет большая эпидемия... Кто знает! Значит, говоришь, были знакомы? Постой пока в сторонке, любезный... как тебя, Зиндар? Угу... Теперь ты, дед.
— Я? — пробормотал носатый старик в красном колпаке и стал отчаянно чесать ухо.— А что я?
— Иди сюда, старый, засохший гриб! — рявкнул громкоголосый Гаро.— Мы хотим узнать, уж не ты ли носишь в своем прогорклом брюхе священного червя? Если так, не самое лучшее он нашел вместилище, и, как истые дайлемиты, мы должны его вызволить!
— А что это, Шак, вы именно сюда нагрянули? — спросил огромный Зиндар, жуя мясо.— Таких кабачков, которые держат выходцы из Верхних земель, больше сотни в городе.
Толстый дворцовый страж посмотрел на него угрюмо, но все-таки ответил коротко:
— Был приказ. Скоро за всех чужих возьмутся. А этот, верно, влез в то, во что не следовало.
Гаро провел рукой по своим длинным дайлемитским одеждам, расправляя складки, и кинул быстрый, оценивающий взгляд на брата по оружию, который так охотно делился военной тайной с бывшим Обращенным. Все ясно: если вышедший на откровенность Зиндар проживет больше минуты, толстый страж изменит тому, кому он еще никогда не изменял,— себе. Шак перестанет быть Шаком.
Гаро
— Я не понял. Шак!..
Толстый дворцовый страж, который уже приготовил и поднял кинжал, чтобы засадить его в шею разоткровенничавшегося Зиндара, вздрогнул:
— Что такое?
— Ты...— Гаро переводил взгляд с лица старика в красном колпаке на выбрасывающую сгустки пульсирующего зеленого света трубу, извивающуюся в его руке,— ты, старик!.. Но ведь этого не может быть... Шак!
Старикан молча ударил его лбом в переносицу, а когда Гаро со сломанным носом попятился к двери, вырвал у того трепещущую, словно живая, трубку-индикатор, и тут Гаро показалось, будто в тусклых и словно истертых временем глазах старика заструилось упругое пламя гнева. Не метафора — Гаро видел его воочию. Шак оставил в покое своего бывшего соратника по Обращенным и бросился к «красному колпаку», зарывая кинжал в одежды и выхватывая из ножен саблю, более действенное оружие...
Несмотря на лишний вес и склонность к болтовне, Шак был хорошим и храбрым воином, прекрасно обученным, весьма опытным. Но выучка и опыт не помогли, когда длинноносый старик в красном колпаке развернулся так, что взлетели, раскрываясь веером, его одежды, и растопыренные пальцы его левой руки ударили набегавшего Шака под подбородок. Гулкими толчками выкатывалась из разорванной шеи кровь, когда толстый дворцовый страж, уронив оружие, упал и схватился обеими руками за горло. Старик наклонился и, мгновенно разыскав спрятанный было кинжал, которым Шак собирался прикончить Зиндара, почти не глядя пустил его в Гаро. Тот мотал головой, ослепленный, оглушенный мощным ударом в переносицу, и потому перехватить летящее в него метательное оружие (а этому обучен любой из дворцовой стражи дайлемского дауда) не сумел.
Получив клинок в сердце, Гаро вслепую прошел еще два шага и уже мертвым повалился прямо на труп Шака.
— Ну и колпак...— пробормотал кто-то из присутствующих в зале кабачка и тут же примолк.
Зиндар, не приближаясь, впрочем, к человеку в красном колпаке (ни у кого уж не повернулся бы язык произнести слово «старик»), спросил:
— Ты кто?
Человек в красном колпаке наклонился и взял у стражника оружие.
— Ты гареггин? — продолжал выспрашивать Зиндар.— Что-то... непохож. Хотя и на старика тоже... Прячешься? Сейчас многие прячутся, идут в бега. Жизнь такая, клянусь Леннаром!
Хозяин Снорк потерянно переминался в ноги на ногу у стены. Именно к нему, а вовсе не к любопытствующему Зиндару обращены были слова длинноносого в красном колпаке:
— Твои посетители останутся живы, потому что ни в чем не виноваты, кроме того что их угораздило оказаться в это время в этом месте. В этом городе, в этом году. Ты тоже останешься жить, хозяин Снорк, потому что твои пьяные речи в большинстве своем оказываются правдой. Да и под невинной личиной может оказаться кто угодно...