Леонард Коэн. Жизнь
Шрифт:
«Каждый раз, когда я вхожу в гостиничный номер, – сообщил Леонард кинокамере, – есть такой момент, когда дверь закрылась и лампа, которую ты не включил, освещает очень комфортабельное, анонимное, неуловимо враждебное пространство, и ты знаешь, что нашёл укромное местечко в высокой траве и собаки ещё три часа будут пробегать мимо тебя, и ты можешь выпить, закурить сигарету и побриться без спешки». Как мы помним, мать советовала Леонарду бриться в трудные минуты жизни. Фильм Ladies and Gentlemen … Mr. Leonard Cohen вышел, когда Леонард уже почти начал свою музыкальную карьеру, и в ретроспективе кажется, что он снят не о серьёзном литераторе, а о человеке, который готовится стать звездой поп/рок-музыки.
«Найди какую-нибудь маленькую святую и трахай её снова и снова в каком-нибудь приятном уголке рая, заберись прямо в её пластиковый алтарь, устройся на её серебряной медали, трахай её, пока она не зазвенит, как сувенирная музыкальная шкатулка… найди одну из этих чудных, невозможных дырок и трахай её как только можешь, кончая прямо на небо, от края до края, трахай её на луне, засунув стальные песочные часы себе в задницу».
Роман «Прекрасные неудачники» был опубликован весной 1966 года. Прежде в Канаде не писали таких книг –
Жена «Я», Эдит, покончила с собой: села в шахту лифта и тихо ждала, чтобы её раздавило. Ф., лучший друг главного героя, его гуру, товарищ по совместной мастурбации, а иногда и любовник (а также любовник Эдит) – безумец, учёный, канадский политик-сепаратист и, возможно, святой, который умирает в больнице от сифилиса; он мученик Монреаля и ещё больше – собственного члена. Однако не исключено, что Ф. и есть «Я» – что все персонажи суть одно лицо. Эта книга действует как пейотль: её персонажи преображаются и растворяются друг в друге. Иногда они предстают богами, но роман при этом не теряет своей комической приземлённости. «Прекрасные неудачники» – молитва одновременно о цельности и о пустоте, поиск сексуальной и духовной самореализации. Это сатира на жизнь в шестидесятые. Кроме того, это трактат об истории Канады: если бы туда однажды не приплыли иезуиты, Екатерина могла бы беззаботно валяться в высокой траве с юношами из своего племени и быть одним целым с природой, богами и мужчиной. Сама Канада тоже отпала от благодати: она страдает от пустоты городской жизни, от «двух одиночеств» – разрыва между её англоговорящими и франкоговорящими гражданами. Может быть, всё это получилось бы исправить, сумей он вернуться назад во времени и трахнуть эту юную святую; или умей он трахаться, как его старый и почти что святой друг и учитель; или стань он сам современным святым, пластмассовым Буддой.
Beautiful Losers – «искупительный роман, упражнение в очищении души», сказал Леонард в интервью в 1967 году. «В этой книге я попытался бороться со всеми божествами наших дней: идея святости, чистота, поп-культура, маклюэнизм [60] , зло, иррациональное, – со всеми богами, которых мы себе придумали» [1]. В интервью канадскому телевидению он говорил: «Я писал литургию, но использовал все приёмы современного романа. Так что получилась огромная молитва с обычными приёмами: порнографическим саспенсом, юмором, сюжетом, развитием характеров и обыкновенной интригой» [2]. Он говорил, что «не заинтересован в том, чтобы что-то охранять», – и действительно не делал этого. «Прекрасные неудачники» – книга избыточная, одержимая, свободная, её текст не разбит на тщательно проработанные сцены, как в «Любимой игре». В ней смешиваются высокое и низкое искусство, поэзия и Голливуд, лирическая красота и язык комиксов. «Любимая игра» считалась новаторской книгой; «Прекрасные неудачники» были новаторской книгой на самом деле. В газете Globe and Mail роман назвали «словесной мастурбацией»; автор Toronto Daily Star назвал «Прекрасных неудачников» «самой отвратительной канадской книгой в истории», но он же присвоил ей ранг «канадской книги года».
60
Маршалл Маклюэн (1911–1980) – канадский философ, профессор, публичный интеллектуал, чьи работы оказали влияние на теорию медиа, автор фразы «Медиум – это и есть сообщение», а также термина «глобальная деревня». – Прим. переводчика.
Леонард был очень недоволен тем, как читатели приняли его второй роман, и тем, как плохо он продавался в Канаде: вполне понятная реакция, если вспомнить, сколько сил от него потребовала эта книга. В какой-то момент до Джека Макклелланда дошли слухи, что Леонард обвиняет в неудаче издателя и недоволен ценой книги, её оформлением, плохой дистрибуцией и недостаточной рекламой. Макклелланд пришёл в ярость. Он чувствовал, что пошёл на немалый риск ради «Прекрасных неудачников». Впервые прочитав рукопись в мае 1965 года, он нашёл эту книгу «кошмарной, шокирующей, отвратительной, больной», но одновременно «будоражащей, и невероятной, и изумительно хорошо написанной». «Я не буду притворяться, что врубился в неё, это не так, – писал он Леонарду. – Не сомневаюсь, что дело кончится судом, но, может быть, стоит попробовать. Ты отличный парень, Леонард, и знакомство с тобой мне очень приятно. Осталось понять, так ли сильно я тебе симпатизирую, чтобы остаток своих дней провести из-за тебя за решёткой» [3]. Как мы знаем, на этот вопрос Макклелланд ответил утвердительно; теперь, год спустя, он писал Леонарду: «Ты жалуешься, что «Прекрасные неудачники» не продаются во всех магазинах… А чего, чёрт побери, ты ожидал? Может быть, ты и наивен, но точно не дурак. Магазины имеют полное право сами решать, что продавать, а что не продавать. Многие решили, что не хотят брать на себя риск, связанный с этой книгой». Макклелланд напомнил Леонарду об устроенной им шикарной презентации романа, которая «почти полностью прошла впустую, потому что ты решил, что она не подходит твоему имиджу, или просто поленился приложить немного усилий… Я начинаю думать, что общение с Национальным управлением кинематографии не пошло тебе на пользу» [4]. Подразумевалось, что после фильма Ladies and Gentlemen … Mr. Leonard Cohen Леонард задрал нос.
В США книгу тоже покупали мало (правда, среди покупателей был молодой Лу Рид), несмотря на рецензию в Boston Globe, в которой провозглашалось: «Джеймс Джойс не умер. Он живёт в Монреале». В 1970 году «Прекрасные неудачники» вышли в Великобритании в издательстве Jonathan Cape. Глава издательства, Том Машлер, был, по собственному признанию, «потрясён «Прекрасными неудачниками». «Я подумал, что это замечательная книга, – вспоминает он, – оригинальный и значительный роман». В литературном приложении к «Таймс» была помещена
61
Критик Николас Уолтер, очевидно, не был поклонником музыки Леонарда: «Такие песни, как «Dress Rehearsal Rag», должны производить ошеломляющее впечатление на юных студентов, – писал он, – но по сути дела эта песня – просто выжимка всех новомодных катастрофических настроений, и в любом случае каждый в какой-то момент становится слишком взрослым для искусства, которое ошеломляет». – Прим. автора.
Леонард, говорил Ирвинг Лейтон, «как мало кто из писателей, по собственной воле окунулся в стихию разрушения, и не один раз, а многократно, а затем вернулся из этой бездны со щитом, чтобы рассказать нам об увиденном, чтобы поместить ветер в раму. Для меня Леонард как та белая мышь, которую запустили в подводную лодку, чтобы проверить, загрязнён ли там воздух: он – белая мышь цивилизации, которая измеряет свою загрязнённость» [6].
Не существует единого мнения о том, когда и где Леонард принял решение стать сингер-сонграйтером – автором-исполнителем песен. По словам журналистки и героини светской хроники Барбары Эмил, это произошло летом 1965 года в Торонто, в апартаментах отеля «Кинг Эдвард». Леонард придумывал мелодии на губной гармошке и пел свои стихи для подруги, причём одновременно в другой комнате совершенно голая парочка «занималась делом». Леонард истолковал это как положительную реакцию и объявил: «Думаю, мне стоит записать, как я пою свои стихи». Его подруга сморщилась и сказала: «Пожалуйста, не надо» [7], – впрочем, она всё равно опоздала, потому что пение Леонарда под гитару уже было зафиксировано в фильме Ladies and Gentlemen … Mr. Leonard Cohen. Там он исполнял песню под названием «Chant» – позже он назовёт её своей первой песней [8]. Музыкой она была похожа на песню «Teachers», а слова в ней были такие:
Обними меня, жёсткий свет, мягкий свет, обними меня [62] Лунный свет в твоих горах, заверни меняОбними меня, жёсткий свет, мягкий свет, обними меняАйра Б. Нейдел в своей биографической книге о Коэне называет другую дату, на шесть месяцев позже – поэтический вечер с Ф. Р. Скоттом в качестве ведущего и при участии Ирвинга Лейтона, Луи Дудека, Ральфа Густафсона, А. Дж. М. Смита и Эла Пэрди: «Леонард играл на гитаре, пел и восторженно говорил о Дилане»; так как о Дилане никто из присутствовавших не слыхал, Скотт сбегал в музыкальный магазин и вернулся с альбомами Bringing It All Back Home и Highway 61 Revisited. Пластинки немедленно завели, как пишет Нейдел, «к огорчению всех», кроме Леонарда, который слушал музыку «сосредоточенно, серьёзно» и объявил во всеуслышание, «что канадским Диланом станет он сам» [9]. Впрочем, сам Леонард рассказывал – в интервью Village Voice в 1967 году и затем бессчётному числу журналистов, включая автора этой книги, – что он собирался писать песни в стиле кантри, а не петь фолк-рок. Кантри было ему ближе (не забудем его старую группу The Buckskin Boys), чем фолк или рок, а в этих жанрах он мало понимал. По словам Леонарда, решение заняться музыкой он принял через несколько недель после завершения «Прекрасных неудачников» – после десятидневного голодания и периода отшельничества.
62
«Жёсткий» и «мягкий» свет – типы освещения на профессиональном жаргоне фотографов и операторов. – Прим. переводчика.
Марианна Илен вспоминает, что Леонард высказывал желание записывать пластинки уже в начале шестидесятых: «Мы сидели в одном дайнере в Монреале – знаете, два кожаных диванчика и между ними стол, – и на стене висел маленький музыкальный автомат. Леонард сказал: «Марианна, моя мечта – это чтобы в каком-нибудь музыкальном автомате была моя песня». Это была долгая история. Леонард всюду ходил с гитарой. Когда он играл в кафе, вокруг нашего столика внезапно собиралось двадцать пять человек, так что это можно было назвать концертом, хотя он просто играл для нас. По его голосу было слышно, что идёт какой-то процесс».
В середине шестидесятых режиссёр Генри Земель, один из монреальских приятелей Леонарда, который слышал его выступление в Dunn’s Birdland в 1958 году, записал игру и пение Леонарда на старый магнитофон «Uher» – прямо у себя дома на Шербрук-стрит. По словам Земеля, там была исключительно хорошая акустика, и Леонард, Морт, Дерек Мэй и разные музыканты (в том числе местная фолк-группа The Stormy Clovers) собирались там, чтобы поиграть друг с другом. То, что записал Земель, не похоже ни на кантри, ни на фолк. Это по большей части инструментальная музыка, которая звучит как смесь Джона Кейджа, восточной музыки, фламенко и старых полевых записей из этнографических экспедиций, но на записи слышно, как Леонард работает над своим гитарным стилем (ему аккомпанирует Земель на том-томе и китайской флейте). Последняя вещь на записи Земеля – неизвестная песня Леонарда с неизвестным названием, в которой он полупропевает, полупроговаривает (словно над покойником) слова «I can’t wait» – «Я не могу ждать». Примерно тогда же, в 1966 году, Леонард сочинил инструментальную музыку для экспериментальной короткометражки «Ангел» своего друга Дерека Мэя, а также сыграл в ней: он знакомится в парке с женщиной и её собакой, и все поочерёдно нацепляют на себя пару крыльев. В фильме его музыку исполняют The Stormy Clovers.
Конец ознакомительного фрагмента.