Леопард на солнце

Рестрепо Лаура

Нандо медлит две минуты, вверяя себя наедине своему охранительному талисману. Он молитвенно сжимает его в руке, – «Святой Каравакский Крест, Силе твоей препоручаю себя», – и в это самое мгновение звонит телефон.

Северина снимает трубку.

– Это тебя, Нандо.

– Не теперь, мать, разве не видишь – я уже ухожу.

– Подожди. Говорит, это Мани Монсальве.

Услыхав это имя, Нандо столбенеет, точно окаменевший великан, и в напряженном изумлении сжимает ладонь, вдавив в нее крест из четырех перекладин.

– Разве они когда-нибудь разговаривали

лично?

– Всего один раз в своей взрослой жизни, вот этот самый.

– Акак об этом узнали в квартале?

– А уж так оно всегда бывало. Барраганы знали обо всем, что творилось в Городе, но и мы знали обо всем, что творилось у них в доме. Весть об этом звонке нам показалось странной. Нандо и Мани – смертельные враги всю свою жизнь, как говорится, вода и масло, кошка с собакой, никогда они не общались, кроме как выстрелами, и вдруг этот звонок. Нандо решил, что тут какая-то ловушка, или издевательство, или обман, но так или иначе, подошел к телефону.

Нандо не знает голоса Мани, но, однако, едва услышав его, сразу чует своего по крови.

– Как он мог узнать этот голос, если он его никогда не слышал?

– Он узнал его не зная, инстинктом, нюхом.

Он признает его с первого «алло», с той же несомненностью, с какой волк распознает вой другого зверя своего вида. Внезапная боль в искалеченном колене подкрепляет его уверенность, что он говорит с человеком, чья пуля нанесла ему эту рану.

– Это он, – говорит он Северине, прикрывая трубку расцарапанной ладонью.

Мани Монсальве произносит четыре слова и вешает трубку.

– И что же это были за слова?

– Говорят, что ровно четыре слова: «Сегодня ночью берегите Нарсисо».

Нандо Баррраган остается погруженным во тьму сомнений. То, что случилось, не имеет прецедентов в долгой истории их кровопролитной войны.

– Говорят, что он был сам не свой после звонка двоюродного брата, Мани Монсальве. Подумать, всю жизнь воевать по неизменным правилам, и вдруг, здрасьте пожалуйста, твой противник появляется с предупреждением, с какого боку он хочет ударить, выдает тебе секрет своего следующего хода…

Нандо ищет хоть какой-нибудь проблеск в глубине своего рассудка и находит только миражи, предположения, сомнения и бессмыслицы. Если они хотят убить Нарсисо, зачем Мани сообщает об этом? Или у них другие намерения, и звонок должен запутать противника? И почему звонит лично Мани Монсальве? Исключительно ради какой-нибудь хитрости? Нандо смотрит на Северину, по-прежнему стоящую возле него, но не говорит ей, что сказал Мани. Он только спрашивает:

– Верить ему или не верить?

– Верь.

– Тогда надо найти Нарсисо.

В это момент Нарсисо может быть где угодно – в баре, ресторане, на петушином бою, в кегельбане, на пирушке или распевать серенаду – ничего не подозревающий и пленительный, под прицелом вражеского оружия. Как добраться до него раньше, чем его настигнет смертельная пуля? Северина знает ответ: Сан Антонио. «Вот сейчас поставлю Сан Антонио вниз головой».

– Есть в квартале такая старая традиция. Кто бы что ни искал, работу ли, жениха

ли, или потерянный ключ, надо поставить вверх ногами изображение этого святого, а когда его снова поставят на ноги, он находит искомое.

– А в этом случае как, помогло?

– Сан Антонио сотворил им чудо. Спустя полчаса Нарсисо явился домой, по собственной воле – никто не искал его и не звонил ему – весь благоухающий и разряженный, потому что зашел он домой по пути на вечеринку к своей подружке-модели.

Прямо в парадную дверь входит Нарсисо Барраган, Лирик, в белом фраке с гарденией в петлице, сияющий и смеющийся, только что из турецких бань и после японского массажа, знать не знающий об опасности и далекий от какой бы то ни было войны. В фиолетовом «Линкольне» – цветы и шампанское ко дню рождения тоненькой куколки, которую он хочет пленить.

– С Новым годом! – кричит он суровым воякам своего брата, – на дворе разгар августа, – и идет мимо них, легко вытанцовывая развеселую кумбью. [45]

– Он что, не знал, что это день «зет»?

– Знал, конечно, просто прикидывался психом.

Он встречает Северину, нагнувшись, звонко целует ее в лоб, просит, напевая, приготовить себе тарелку риса с молоком и уже намеревается исполнить следующие па своей кумбьи, как на него наваливается огромная туша Нандо, лишив возможности двигаться.

45

Кумбья– танцевальный и музыкальный стиль, зародился среди темнокожего населения Атлантического побережья Колумбии. Характерный резкий ритм выделяет кумбью среди большинства латиноамериканских танцевальных мелодий и сближает ее с музыкой Ямайки.

Нарсисо брыкается, пытаясь освободиться, теряет мокасины, кричит и ругается, его дивные глаза мечут молнии. В процессе бесполезного сопротивления он пачкает свой фрак, рассыпает лепестки гардении, напрочь портит прическу под Гарделя. Но Нандо безо всяких объяснений, не дав ему вздохнуть, хватает его и тащит в подвалы, где передает Макаке с приказом:

– Не выпускай его отсюда до утра.

Макака стискивает Нарсисо, поставив его лицом к стене, упирается коленом ему в поясницу, приставляет к затылку дуло своего «Сан Кристобаля» и повторяет в самое ухо с наихудшей своей интонацией:

– Ты все слышал. До утра отсюда не двинешься.

– После звонка Мани Нандо Барраган изменил стратегию. Он уже не собирался охотиться на врагов по отелям, потому что главное было бросить все силы на защиту дома, а точнее Насисо, находящегося в доме. Когда Монсальве явятся за ним, они вынуждены будут осадить крепость и взять ее штурмом. Если им это удастся. Намечалось большое сражение, самое зрелищное из всех, и мы, мальчишки квартала, тоже хотели поучаствовать. Так что мы примкнули к Барраганам и помогали им строить на соседних улицах укрепления из булыжника, ящиков, камней, старой мебели, мешков с песком.