Леопард охотится в темноте
Шрифт:
– Тогда я был пьян, сейчас – гораздо трезвее. – Крейг посмотрел в поисках поддержки на Сэлли-Энн, но и тут его ждало разочарование.
– И ты тоже!
– В Лимпопо плавали крокодилы, а здесь их нет, – сказала она.
Крейг начал медленно расстегивать рубашку, Тунгата, улыбнувшись, принялся подготавливать канат. Все с интересом наблюдали, как Крейг отстегнул протез и аккуратно положил его на камень. Он выпрямился на краю плиты, и Тунгата обвязал его канатом.
– Пуфо, – тихо произнес Тунгата, – тебе понадобится сухая одежда. Зачем мочить это?
– Сара, – объяснил Крейг.
– Она – матабелка. Нагота не оскорбляет ее.
– Пусть его тайны останутся при нем, – с улыбкой сказала Сара, – хотя у меня от него тайн не было.
Крейг вспомнил, как она, совершенно обнаженная, стояла в воде под мостом. Он сел на каменную плиту, стянул с себя трусы, бросив их на кучу одежды. Девушки и не подумали отвернуться, он скользнул в воду, охнув от холода, и медленно выплыл на середину озера.
– Следите за временем, – сказал он. – Каждые шестьдесят секунд два раза дергайте канат. Через три минуты вытаскивайте меня, что бы ни произошло, о’кей?
– О’кей, – ответил Тунгата. Он сложил канат кольцами у ног и приготовился стравливать.
Крейг начал перенасыщать легкие кислородом, работать легкими как мехами, продувая их от углекислого газа. Это был очень опасный трюк. Неопытный ныряльщик мог потерять сознание от кислородного голодания, прежде чем повышение содержания углекислого газа станет толчком к возобновлению дыхания. Наполнив легкие воздухом, он перевернулся и ушел в прозрачную холодную воду.
Без маски он видел все в искаженном виде, но сумел разглядеть в тридцати футах остроконечный обломок известняка и, направив на него луч фонаря, стал быстро погружаться.
Он доплыл до обломка и оттолкнулся от него. Теперь он погружался еще стремительнее – вода сжала воздух в легких и снизила плавучесть. Погрузившись еще немного, он повернулся на бок и принялся осматривать стену в поисках входа.
Он почувствовал двойной рывок – прошла одна минута – и почти сразу же увидел вход в гробницу. Это было отверстие почти идеально круглой формы на левой стене галереи, и оно почему-то напомнило Крейгу пустую глазницу.
Он скользнул к ней и протянул руку, чтобы остановиться у самого входа, достаточно широкого, чтобы в него мог скользнуть взрослый человек. Он провел ладонью по стене. Она была отполирована водой и покрыта тонким слоем слизи. Крейг предположил, что это был сток с поверхности воды, пробитый в известняке дождевой водой в течение многих тысячелетий.
Его вдруг охватил страх. Что-то угрожающее было в этой черной дыре. Он поднял взгляд к поверхности и увидел в сорока футах над собой слабое свечение керосиновой лампы Вусаманзи. Ледяная вода лишала его жизненной силы и храбрости. Ему хотелось побыстрее подняться на поверхность, он ощутил первый спазм в легких.
Он ощутил какой-то рывок и на мгновение запаниковал, прежде чем понял, что это был сигнал. Две минуты – почти его предел.
Он заставил себя приблизиться к входу в гробницу. Проход шел резко вверх и был круглым, как водосточная труба. Крейг проплыл двадцать футов, вода стала темной и мутной от поднятого его движениями ила.
Проход закончился тупиком, и он ощупал пальцами грубые камни. Спазмы легких усилились, засвистело в ушах, перед глазами поплыли круги, он был на грани потери сознания, но заставил себя ощупывать стену свободной рукой слева направо и сверху вниз.
Он достаточно быстро понял, что стена представляет собой тщательно пригнанные плиты известняка, и настроение упало. Знахари и здесь заложили вход в гробницу Лобенгулы и, как он мог убедиться, ощупав стену пальцами, сделали это качественно.
Его пальцы нащупали что-то гладкое и металлическое у основания стены. Он поднял этот предмет и быстро поплыл вниз, чувствуя все усиливающуюся панику и страшную потребность сделать глоток воздуха. Он выплыл в галерею, все еще сжимая металлический предмет в руке.
Где-то высоко тускло светилась керосиновая лампа, и он поплыл к ней. Чувства его трепетали, как пламя свечи на ветру, в глазах потемнело, и только изредка вспыхивали яркие звезды, мозг начинал задыхаться, он почувствовал первые признаки апатичности, от которой руки и ноги наливались свинцом.
Канат, завязанный на поясе, рывком натянулся, и Крейг почувствовал, что его быстро поднимают. Прошли три минуты, Тунгата поднимал его, как и обещал. Свет керосиновой лампы закружился над головой, Крейг завращался на конце каната, в панике открыл рот, и ледяная вода хлынула в горло, проникла в легкие, причиняя нестерпимую боль, как от удара острым лезвием.
Он вылетел на поверхность. Тунгата стоял по пояс в воде и обеими руками тянул спасательный канат. Он мгновенно схватил Крейга мускулистой рукой и выбросил на берег.
Девушки тоже были готовы и подтянули его чуть выше. Крейг упал на бок, сложился, как эмбрион, закашлялся, выплевывая воду и дрожа от холода.
Сэлли-Энн перевернула его на живот и нажала обеими ладонями на спину. Вода и рвота хлынули из горла, но дыхание его постепенно стало размеренным, потом он сел и вытер губы ладонью. Сэлли-Энн сбросила с себя рубашку и отчаянно растирала ею тело Крейга. В свете керосиновой лампы его тело казалось синим, его все еще била дрожь.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Сара.
– Просто замечательно, – задыхаясь, произнес он. – Нет ничего лучше освежающей ванны.
– С ним все в порядке, – сказал Тунгата. – Если он начал огрызаться, с ним все в порядке.
Крейг поднес ладони к стеклу керосиновой лампы, и постепенно дрожь исчезла. Сара наклонилась к Тунгате и что-то прошептала, указывая на нижнюю часть тела Крейга.
– Именно! – воскликнул Тунгата с акцентом чернокожего американца. – Кроме того, у этих белопузых совсем нет чувства ритма.
Крейг быстро потянулся за трусами, и тут на помощь бросилась верная Сэлли-Энн.
– Вы не видели его в лучшем состоянии, вода просто ледяная.
Ладони Крейга были измазаны чем-то красно-коричневым, он испачкал свои трусы и вспомнил о поднятом на поверхность металлическом предмете, который он выронил на краю плиты.
– Звено цепи от повозки, – сказал он, поднимая предмет. – Такие повозки раньше тянули быки.
Вусаманзи молча сидел в стороне, на границе светового пятна от керосиновой лампы. Теперь он заговорил: