Лепесток красной розы
Шрифт:
12 глава
Знаете, бывают такие случаи, что тебе хочется встать и быстрее выбежать из помещения, не смея даже глянуть позади себя остатки самодостаточности. Это не потому что, тебе вдруг захотелось забыть эти проведенные минуты или же сбежать от вдруг попавшегося постороннего собеседника, пожалуй, тут разгадка кроется в наших домыслах. Мы так жаждем выйти из стабильности, что не стараемся искать подвохи, берем непосредственно, невзирая на отголосок в голове.
И почему-то сейчас я чувствую на своих плечах груз от случившегося.
Парень оглядывает нас поочередно своим пламенным взглядом, по-видимому, позабыв о спутнице. Мне хватает поймать в глазах всепоглощающую буйность и злость, которая растекается по его мышцам. В помещение вдруг усилился накал наших недомолвок, а от него так и веяло устрашающей отрешенностью, будто в одну секунду готов напасть.
– Не думал, что педагоги проводят свои свободные минуты в компании студенток, - ядовито выплюнул Росс, при этом не сводя с меня своих темных глаз. Мне не нужно было спрашивать, о чем он думает, ибо наши сердца сами говорили все за нас, словно они близнецы.
– Мистер Эндрюс, разве вы не должны заниматься проверкой наших работ?
Затаила дыхание и медленно повернула голову на Алекса. Он откинулся на спинку стула, не проявляя слабости от этого образовавшегося спектакля, который мог вызвать кучу сплетен в университете, наоборот, был настолько вольным, насколько выдавала его расслабленная поза.
– Мистер Росс, а разве вы не должны готовиться к следующей моей паре, чтобы написать итоговый экзамен?
Это поколебало Эрика, от чего взгляд подернулся дымкой.
– Я и так знаю ваш предмет от первой до последней точки в вашем конспекте, - огрызнулся парень, делая к нему шаг.
Встала со своего места, преграждая путь. Выставила руки перед собой, только так и не смогла положить их на грудь взбешенного льва, боясь уязвить свое эго. Одно касание - и я пропала.
– Не надо здесь устраивать цирк, Эрик, - постаралась выговорить без запинки, чтобы другие не смогли уловить дрожь от присутствия парня почти вплотную ко мне.
– Это обычные посиделки преподавателя и студентки, где мы собирались обсудить некоторые мои ошибки в работах.
– Обычные?!
– выгнул одну бровь, перекосив лицо в звериной маске.
– Да вы тут сидите, как влюбленная парочка, если учесть, как он держал тебя за руку, после всего того, что произошло в той дурацкой библиотеке.
Проглотила ком в горле и приоткрыла рот:
– Ты все преувеличиваешь…
– Что тут преувеличивать, когда мы всего несколько часов назад целовались, я открылся тебе, а ты уже готова броситься в объятья этого мужика, которого толком не знаешь!
– громче сквозь стиснутые зубы выговорил Росс. Многие пары глаз устремились в нашу сторону, и мне тут же стало дурно.
Попыталась сделать вдох, но грудная клетка только подергивалась от моих стараний. Господи, как же теперь стыдно будет смотреть в глаза Алекса. На мгновение что-то мелькнуло на дне зрачков парня, что-то похожее на сетование, но тут же как самолет, исчез с радаров, его взгляд ожесточился, чем пригвоздил меня к полу.
– Вот скажи, зачем тебе нужно было влезать? Неужели ты не понимаешь, что без тебя было куда удобней наслаждаться приятной беседой?!
– Сжала руки
Краем глаза заметила любопытный взгляд девчонки, о которой знать бы не хотела и видеть здесь тоже. Одним своим присутствием заставляет волосы на затылке встать дыбом: весь пафос и лицемерие так и выделяется на ее идеальном личике.
– Мне противно осознавать, что ты бросаешься из крайности в крайность, Ханна…
– Ох, значит, ты считаешь, что я просто использую тебя или мистера Эндрюса?
– зашипела и ткнула в его грудь ногтем.
– Спешу тебя огорчить, ты ни черта не знаешь обо мне!
Спину закололо от пронзительного взгляда мужчины, который продолжал следить за этот перепалкой со стороны. С какой-то стороны было безопаснее ограничить его от нападок Эрика, с другой, - как никогда нужна была поддержка. Хотя бы оптическое ощущение того, что кто-то за меня.
– Как раз только узнаю о тебе!
– Ты и так многое знал обо мне, Эрик. И, если в тебе была хоть капля уважения, ты не стал бы встревать между мной и моим преподавателем. Я не спрашиваю же, с какого перепуга ты привел сюда эту фифу, так прошу, и ты не лезь!
– Ревнуешь?
– зловеще ухмыльнулся, что руки зачесались смыть с лица желчное надмение.
– Не мечтай! Для меня ты давно вымер!
– Попыталась как можно больше яда втиснуть в слова.
Мускул скулы парня дернулся из-за удара, который рассек его былую решительность. Он оскалился, таки не произнеся больше ни слова, но продолжал смотреть на меня, вылавливать в моем взгляде другие ответы, хотя я сказала правду. Мы так ненадолго замерли: глаз в глаза, мертвенная тишина и только наши частые вздохи. Затем Эрик выпрямился и выпалил:
– Хорошо. Тебе хочется меня принимать мертвым, так пусть и будет. Ты эгоистка, Ханна, если плюешь на мои чувства.
– Шагнул назад, добавляя сантиметры. Некая пронизывающая тяжесть коснулась меня, стоило ему оставить после себя гуляющий ветер.
– Пошла ты, Эллингтон! Пошли вы все!
Прикусила губу, так как конец лезвия чрезвычайно адски пронзил мою грудь. Вдруг меня пошатнуло, и я хотела было сказать ему совсем другое, как пространство затрещало от вероломного тона.
– Мы уходим Мишель!
– рявкнул он, не дождался, пока девушка соизволит подчиниться ему, и направился на выход, даже не попытавшись оглянуться. Люди провожали его взглядом, я же вся наливалась краской, осознав, где мы вообще находимся. Боже, на глазах стольких людей.
Девушка оглядела меня еще раз, хмыкнула и, гордо приподняв подбородок, зашагала за испарившимся парнем. Я усмирила такую мучительную потребность схватить за волосы эту Мишель, что мне должны присудить премию «Невозмутимый человек года». Теперь ясно, как ее зовут, и это нисколько меня не успокаивает. Внутри больно жжет.
Повернулась к Алексу, тот смерил меня задумчивым взглядом, в связи с этим прогадать ход его мыслей было практически невозможно. Такое шоу на глазах многих людей еще и перед ним было равно хуже загрызенной совестью, ибо я уже не понимала, как после этого будет относиться ко мне мужчина, кто вправду не вызывал во мне столько противоречивых чувств, которые умышленно причиняли боль.