Лепесток красной розы
Шрифт:
– Думаю, лучше нам разойтись по домам, - заключила и потянулась за своей курткой. Глаза немного защипало, поэтому приложили максимум усилия усмирить слабость. Эрик не должен на меня влиять. У нас все кончено.
– Можешь, пожалуйста, подвезти меня?
Он кивнул и встал с места. Мы бесшумно испарились под красноречивыми взглядами, при этом заплатили каждый за себя, и также без перекидывания фраз добрались до моего дома. Но, когда я решила открыть дверь машины, тут же обратно ее захлопнула, повернулась всем телом к нему и наткнулась на недоуменное выражение на лице:
– Прости, что ты это услышал. Я не знаю,
– Я никогда бы не стала использовать людей ради каких-то целей…
– Понимаю, Ханна, - сухо изрек он и протянул ко мне руку, приподнимая голову за подбородок. Алекс придвинулся чуть ближе.
– Мне было неприятно это слышать со стороны малолетнего сосунка, но в какой-то степени понимаю его вспыльчивость. Мои молодые годы тоже были наполнены несерьезностью и за гранью уравновешенности.
– Но он же сказал…
– У нас с тобой ничего не было в этом кафе, понимаешь?
– настойчиво проговорил он, повысив голос.
– Мы сидели и обсуждали, как унылые люди, некоторые вещи. Это уже его проблема, считать, что между нами что-то есть.
Только сейчас заметила, до чего же близко он был. Мне не составило труда разглядеть глубокие морщинки вокруг глаз, небольшой шрам на лбу, утонченные мраморные глаза обрисовывались крапинкой дремучего леса, чем только выделял необычный цвет глаз. Губы были обветрены, чем вызвало трещины в некоторых местах; овал лица квадратный, без сомнений можно было заметить напрягающиеся желваки. Я смогла даже разглядеть тайный образ, танцующий в недрах зрачка, который разгадать было уже не в моих силах. Он до сих пор остается для меня загадкой.
– Тебе не за что извиниться, по крайне мере это не ты грубила, - усмехнулся Алекс, на минуту отведя глаза.
Салон машины наполнился тягостным жаром.
– Все же по моей вине это произошло… - хмыкнула и оглядела сидячих бабушек на скамейке, которые не упускали возможность вставить свои пять копеек, оценивая данную машину. Они мне казались намного живее, нежели мои затекшие суставы.
– Ханна, понимаю, что не должен вмешиваться в принципе и быть назойливым. Ты точно уверена в том, что делаешь? Я в том плане, что правильно ли ты поступила, поцеловав его?
– вдруг парировал мужчина, вынуждая меня проморгать несколько раз.
Оу, вот это странный вопрос. Никак не ожидала его услышать от своего преподавателя.
– Ну…мы не так давно расстались, и пока я не знаю, может ли нас что-то снова связывать.
– То есть ты его любишь?
– Мистер Эндрюс отстранился, немного отклонившись назад, чтобы видеть меня лучше и считывать мои открытые эмоции.
Я ничего не ответила, выдерживая его пронзительный взгляд. Сердце заныло, когда та незабытая рана снова закровоточила. Возможно, для кого-то слова покажутся легкой поступью, вместе с тем идя без оглядывания, у меня же чаши весов сходят с ума из-за незнания, как быть.
Эрик Росс любит меня. И он не побоялся это сказать, тем временем я страшусь снова попасться на удочку.
– Значит, любишь, - лишь проконстатировал он и повернулся к окну.
– Ханна, ты же пострадаешь из-за него и сильно наречешь на себя огромную и глубокую пропасть,
– Я знаю, но, смею заметить, вы - мой педагог и у вас нет прав решать за меня, читая сейчас нотации, - пробормотала стальным голосом, заприметив вольность в его словах и решениях за меня.
– Наверное, я лучше пойду. Прощай, Алекс…
Выбралась из машины и громким ударом закрыла дверь машины, желая скрыться в стенах своего родного дома. Бабульки подозрительно следили за моими шагами, шептались или же смеялись, ни капельки не скрывая своих вычурных фантазий. Подошла к металлической двери и тут же услышала позади себя:
– Ханна, подожди…
Дверь хлопнула. Развернулась на пятках и встретилась с приближающей фигурой Алекса, нависающей надо мной решительной и вызывающей стеной. Приподняла подбородок, смиряя презрительным взглядом.
– Прости, не хотел на тебя давить. Я сам не понимаю, зачем такое ляпнул, - нервно прошелся по своим волосам, подходя ко мне ближе. Я в ответ назад.
– Не пойми меня не правильно, просто я желаю только хорошее в твоей жизни, хоть мы знакомы недолго. Ты можешь легко пострадать, даже не заметив этого…
– Только это моя жизнь, Алекс, - напомнила я ему, прерывая дальнейшее изречение.
– Я выросла и имею полное право решать самой, как впредь мне следует поступить. Если я и люблю Эрика, то об этом мне поет мое сердце. Если я хочу быть модельером, то к этому расположена моя душа. Если я готова рискнуть и пожертвовать собой, то…таково мое предназначение. Спасибо за твое беспокойство, но не думаю, что преподаватели должны так рьяно защищать студенток вне университета.
Снова повернулась, наконец, нашла ключ и разблокировала двери. Собиралась уже переступить порог подъезда, как меня удержала вдруг поймавшая за локоть рука.
– Думаю, я пожалею о своих словах, зато это будет честно. Ты не безразлична мне, Ханна. Никак студентка, а как девушка…
Боже правый.
Это шутка какая-то?
Мужчина, старше меня на десять лет, говорит мне о своих чувствах, когда это оставляет на мне раны от пуль. Нет. Я не о таком мечтала, чтобы вертеться, словно зверек, в колесе и думать об одной и той же дилемме судьбы. Его признание накладывает отпечаток, но совсем иной: с Эриком у меня горело все нутро, жар затмевал рассудок, а слова «я люблю тебя» эхом трезвонили в моем сердце. Я просто принимаю слова мужчины, как должное, лишь бы не забыть. Они ничего не вызывают, только вереницу мыслей, стрекочущих до натирания мозоли.
– Нет, - покачала головой, - этого не может быть. Вы же…
– Я не буду от тебя требовать ответа, просто не забывай это. Понимаю, ты в таком положении, что каждый выбор - борьба с самой собой. И поэтому даю время обдумать.
Он делает еще один шаг, вызывая бурю негодования, только на сей раз не отступаю.
– Хорошо подумай… До завтра, Ханна.
– Наклоняется, что меня парализует, и оставляет на щеке горячий поцелуй. Щеки заливаются пунцом.
Тепло мне улыбается, не тая' в улыбке хоть частичку самомнения, разворачивается, напоследок окинув меня растерянным взглядом, и уходит прочь. Я продолжаю смотреть на его затылок, переваривая только что-то услышанное и принимая к сведению, - сумасшедшее электричество нашей близости не пересекало нас, оставляя такое же затрудненное присутствие двух людей рядом.