Лепесток красной розы
Шрифт:
Она демонстративно поправляет свою грудь, вырез футболки который, можно сказать, вызывающе приманивает. И это еще называют одеждой. Ужас. Да, моя юбка тоже не соответствует параметрам повседневной одежды, зато Эрик сумел оценить, хоть и наругал меня немного не в корректной форме. Ягодицы до сих пор горят после его жгучей ладони.
Поерзала на месте, вспоминая, как его пальцы касались внутренней части бедра, и следы от них оставались на моей коже.
– Мисс Смирнова, я кажется, еще не просил мне задавать вопросы. Не перебивайте, когда я говорю, - отрезал мужчина, взглядом
Девушка пробубнила что-то про себя и поникла, опустив голову.
– Имена тех, кто получил А и В. Адам Томпсон, Сэм Мартин, Ханна Эллингтон, Джастин Хилл, Питер Кузьмин, Медисон Кларк, Тейлор Миллер, Ана Мур и Бен Смит, что меня очень удивило. Все остальные между C и D. Теперь ваши вопросы?
Прояснив некоторые нюансы с исправлениями работ и их содержанием, мы перешли к следующей теме. Всю лекцию я успевала лишь раз глянуть на Алекса, ведь оставшееся время приходилось конспектировать материал, представленный на слайде. Сегодня он немного натянутый, держится ровно, хотя заметны периодические измены в поведении: хмурость и невольно много говорить.
Звонок звенит именно тогда, когда уже кисть окончательно онемела. Два часа писать без остановки, да что с ним сегодня не так? Многие облегченно вздохнули, поднялись со своих мест и направились на выход, завязывая разговор на тему «Какой бес вселился в мистера Эндрюса?». Многие отзывались грубо, кто-то молчал, слушая других, девушки же жалели его, считая, что у него личные проблемы.
Я задержалась около его стола. Мимо проходили студенты, задевая изредка плечом, но все мое внимание привлекало раздраженное ведение заметок, как будто он просто чирикал замысловатые надписи, а не составлял список дел. Наконец, последний покинул кабинет и, не теряя драгоценного времени, заговорила:
– Что с тобой случилось? Ты сегодня как с цепи сорвался, - говорила мягко и спокойно, чтобы не разогнать в нем больше напряжения.
– Все в порядке. Просто не с той ноги встал, - ответил он, не поднимая головы. Алекс написал какое-то слово и тут же его резко зачеркнул, потом и все страницу ручкой оборвал.
– Черт!
– Уверен?
– Слушай, ты хотела что-то спросить?
– сурово заявил, подняв голову. В глазах стояла страшная чернота, замызгивая бывалую собранность и беспечность.
– Мне сейчас не до разговоров о моем настроении. Если нет, то можешь идти.
Открыла рот и тут же его закрыла, не зная, что ответить. Его что ли подменили. Грубит, как наш профессор по лингвистике, не старается скрыть пренебрежения и глаза горят недобрым огоньком. Ладно, у каждого бывают худшие дни в жизни, только отрываться на других зачем?
– Вообще, да, я хотела с тобой поговорить, - сглотнула ком в горле, выталкивая из себя не отрывистые слова. Я думала, будет легче начинать и выстоять надвигающуюся перестановку.
– Я подумала насчет твоих слов…
– Правда?
– без энтузиазма пробубнил и стал снова копаться в своих бумажках, потеряв всякий интерес к моему обществу.
– Знаешь, - начала я, лишь бы не потерять храбрость и зацепиться за холодный прищур, как за ветку
– Ты хороший человек, такие мало встречаются. Многим бы повезло с тобой, как повезло твоей девушке…
– Она умерла, - безразлично изрек он, от чего я тут же сжала губы.
– Умерла еще год назад. Но как видишь, мне твои сожаления не нужны, так как я уже оправился после всего этого.
– Прости, я не знала…
– Ничего. Я не…не хотел тебе об этом говорить.
– Почему?
Правда, почему? Мне кажется, если ты готов открываться человеку, то стоит учитывать многие отголоски прошлого. Да вообще любого времени. Общение не строится на лжи.
Мистер Эндрюс устало провел руками по лицу, облокотившись об спинку стула, и посмотрел куда-то вдаль, застревая на определенной точке.
– Тяжело это сказать. Ты же…моя студентка. Не думаю, что в протоколе моих обязанностей входят откровения со студентами, - кисло усмехнулся.
– Но каким-то образом я признался в этом. Очень странно.
– Что тут странного? Каждый опровергнет те слова, о которых говорить уже прискорбно. Не так ли?
– Возможно. Только в моем случае - это желание быть открытым для тебя, - задумчиво почесал подбородок, заросший щетиной, и поднял взгляд на меня.
Под напором этих изумрудов становишься редким исключением в эксперименте.
– Не хочу ходить вокруг, как-то увертываться от очевидного, но ты мне нравишься Ханна. Очень сильно. Не передать словами, насколько меня затянуло в эту пучину неизбежности, что я чувствую себя шизофреником, вечно думая о тебе. Меня так не распирало со своей погибшей девушкой…
Алекс поднялся со своего места, уперся руками об край стола и поддался вперед, чуть ли не сталкивая нас лбами. Мне пришлось отшатнуться, как от огня, боясь своих зазорных ощущений.
– Более того я не знаю как эти чувства подавить. Не могу. Не под силу человеку с порхающей душой.
– Мистер Эндрюс… - попыталась запротестовать я, только он мне не дал.
– Сознаваясь тебе в тот день около твоего дома, меня затянуло в распаляющее терзание, ибо не рассчитывал вообще как-то привязываться к тебе, обосновываясь на том, что это нехватка сексуальной жизни. Оказалось куда хуже… Влюбился по уши с момента наших частых встреч. Именно из-за тебя, моих дум о тебе, я целый день на взводе.
– Алекс, - взмолилась я, прерывая его тираду. Нет, не могу это слушать. Это больнее укола на душу, проскальзывает сквозь тебя, оставляет за собой огромную дыру, которая никак не может затянуться.
– Я…не могу.
– Что?
– Я не могу так. Прости, если тебе делаю больно. Ты симпатичен мне, но превыше всего меня моральные ценности, а также голоса, которые ведут мое сердце совсем в другую сторону.
Повисает пугающая тишина. Слышны только наши судорожные вдохи. Мы смотрим неотрывно друг на друга, и его взгляд говорит о многом, чем его язык. Он смятен, побежден и потерян. Я сама не хуже, жар ударяется в голову, от чего по мне будто проезжает машина.