Лепила. Книга вторая
Шрифт:
Мы с Орани сидели на раскладных стульях у фургона, держась за руки, смотрели на звезды и говорили, говорили, говорили. Завтра мне уезжать, клиника ждет, да и судейские обязанности никто с меня не снимал, но это будет завтра, сейчас же я наслаждался каждым мгновением рядом с ней. Как описать происходившее со мной? Да никак. Кто не испытывал подобного, тот не сможет понять, это как пытаться объяснять цвета слепому и музыку глухому.
Нашу идиллию нарушили самым грубым образом: трое хмурого вида воинов притащили на плаще юношу, скрючившегося в позе эмбриона, пытаясь удержать лезущие из раны на животе кишки. Я было подумал, что на племя кто-то напал, но все оказалось куда проще: подрастающая
Раненого занесли в фургон и переложили на операционный стол, после чего воины удалились. Я ожидал, что Орани испугается крови, но ошибся, ей было все интересно, она даже вызвалась ассистировать. Обезболив рану и разложив пациента нормально на столе, я осмотрел рану магическим зрением. Парню повезло, кроме рассечения брюшины он получил всего два надреза тонкой кишки, лезвие скользнуло по ребрам, потому и не смогло прорезать глубже. Фигня вопрос, исправим быстро, даже амулет для наркоза использовать не буду.
В общем, так и получилось, подготовка заняла больше времени, чем сама операция. Да и во время операции больше провозились с удалением крови из брюшной полости, чем собственно со сращиванием тканей. Полчаса на все про все. Боец слез со стола, ощупал живот, по которому шла багровая полоса шрама, который я специально не стал окончательно заживлять, повертел корпусом, после чего поклонился, как младший старшему (я уже научился разбирать типы поклонов):
— Бледнолицый шаман, Горн из племени Опонги благодарит тебя за исцеление и перед лицом духов предков заявляет, что отныне его дом — это твой дом. На мне отныне священный долг жизни перед тобой. И пусть я пока не прошел посвящение в воины, только свистни, я сразу явлюсь!
Как там было в старом советском фильме, «если надо кого убить, только скажи, от мафии еще никто не уходил!», тут примерно то же самое. Особенно радует это название «бледнолицый», при том, что одень нас одинаково, поставь рядом, и уже не разберешь, кто здесь индеец. Просто у них принято идя в бой вымазывать лица охрой, потому они и краснокожие.
Я ответил приличествующим кивком:
— Майк из племени Опономо и шаман бледнолицых услышал твои слова, Горн из племени Опонги. Тебе же пока приказ: до послезавтра старайся не делать резких движений, чтобы рана не разошлась, потом можно.
Горн выдал длинную цветистую фразу благодарности, после чего отвалил вместе с тремя воинами, что его сюда принесли. Они так и дожидались у фургона. Мы же снова сели на раскладных стульях так, чтобы фургон закрывал от поднявшегося ветерка. Разожженная походная печка давала приятное тепло, а чтобы Орани не мерзла, терморегуляция у нее пока не восстановилась окончательно, ей было подарено толстое шерстяное пончо, что было приобретено для холодного сезона.
Я наслаждался ее близостью и поймал себя на мысли, что любую другую симпатичную девицу либо давно бы затащил в койку, либо вообще бы не связывался. Здесь же другое, я боялся сделать неловкое движение или сказать что-то не то, что оттолкнет ее. Тут облажаться можно только один раз, второго не будет. Но до чего же приятно вот так сидеть рядом, держать ее руку в своей и просто молчать. Но вот «индейская свеча»
Я снова ночевал в одной комнате с Орани, если так можно именовать загородку в юрте. Лежа на спине, я смотрел в потолок. Сон никак не шел, в голове роились отрывочные мысли, вдруг одеяло откинулось, и тонкая девичья фигурка скользнула под него, прижавшись к моему боку.
Судя по всему, я был у нее первым мужчиной, как говорится, клинические признаки налицо, а спрашивать такое у любимой девушки боязно. Да, уже любимой, определился я. Неопытность она компенсировала таким энтузиазмом, что пришлось пару раз срочно восстанавливать поврежденные ткани, ибо дорвалась. В общем, в эту ночь выспаться не удалось. До кучи, с утра пораньше в комнату заглянул вождь, увидел нас вместе, сделал одобрительный жест и исчез. Ой, всё, приплыл ты, Миша. А с другой стороны, скажи честно, ты точно против? Вот точно-точно?
Осторожно выбравшись из-под одеяла и набросив кое-какую одежду, я вылез на улицу умываться. Ночь опять была ясная, вода в стоявшем за юртой долбленом корыте покрылась коркой льда. Сломав лед, я обмакнул голову в ледяную воду. Взбодрило. Теперь ей же облиться, растереться полотенцем, да принять дежурную кружку кавы, там, глядишь, соображалка и заработает нормально.
За завтраком все было, как и вчера. Вождь общался с нами, никак не показывая, что застукал свою дочь со мной. Ладно, проясню этот момент чуть позже, пока же надо отыскать Орани. Отыскалась она на хозяйственном дворе, если так можно назвать пространство между тремя юртами, накрытое сверху травяными циновками, где всякое разное готовилось, шилось и стиралось.
— Здравствуй, любимая, — сказал я. Слово вырвалось само собой, точно влюбился, ага.
— Здравствуй, любимый, — ответила она и прижалась к моему плечу.
— Твой отец видел нас вместе.
— Ну и пусть, — с вызовом сказала Орани, покраснев, — ты лучше скажи, тебе было хорошо со мной?
Тут наступила моя очередь краснеть. Я просто крепче прижал ее к себе, потом, решившись, сказал:
— Вот ты спрашивала, что я буду делать, если захочу на ком-то жениться.
— Ты уже хочешь? — она хитро взглянула мне в глаза.
— Не хочу расставаться с тобой ни на минуту. Но от меня зависят другие люди, подвести которых будет подло, поэтому, как бы я этого ни хотел, остаться не получится. Ты бы смогла переехать жить в другой мир? Жизнь у нас сильно отличается от вашей, все другое.
— С тобой я куда угодно готова пойти, — почти прошептала она, склонив голову мне на грудь, порыв ветра чуть растрепал ее волосы, защекотав мне ноздри, ужасно хотелось чихнуть, уж не знаю, как удалось удержаться и ее не потревожить.
— Другими словами, ты согласна выйти за меня замуж?
— Конечно же! — подпрыгнув, она повисла у меня на шее. Мы так простояли с минуту, не обращая внимания на остальных на хоздворе. Потом я аккуратно поставил ее на землю и сказал:
— Тогда пошли к отцу, будем договариваться.
Договориться с вождем оказалось куда проще, чем я думал. Он выслушал нас и выдал решение: свадьба состоится осенью на празднике Великой Охоты, это еще месяцев восемь ждать, зато за это время мы точно поймем, достаточно ли подходим друг другу. До той поры что я могу приезжать сюда, что Орани может приезжать ко мне, но не больше, чем на две недели, а также несколько условий по мелочи, вместо калыма. Возражений ни у кого не нашлось, потому Сэф кликнул шамана, и несколько всклокоченный с утра Каймар провел обряд помолвки. Вот и отлично.