Лермонтов. Исследования и находки(издание 2013 года)
Шрифт:
Белинскому было ясно, что всякий, «кто мыслит и чувствует», увидит в ней «исповедь собственного сердца». Он воспринял роман Лермонтова как великое проявление свободной мысли, огромную силу и значение этой книги видел в том, что в ней была сказана жестокая правда, черезвычайно нужная для читателя.
«Таковы бывают все современные общественные вопросы, высказываемые в поэтических произведениях, — писал он несколько месяцев спустя в статье о „Герое нашего времени“. — Это вопль страдания, но вопль, который облегчает страдание…» [1048]
1048
В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. IV, с. 267.
При свидании в тюремной
Болезнь тогдашнего общества выражалась в примирении с действительностью. Главную свою задачу Лермонтов видел в определении этой «болезни». «Будет и того, что болезнь указана, — писал он в предисловии ко второму изданию „Героя нашего времени“, — а как ее излечить — это уж бог знает!»
1049
В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. IV, с. 518.
Критик П. В. Анненков утверждал, что «первым человеком на Руси», который заставил Белинского глубоко задуматься над этими проблемами или, как он пишет, «который навел Белинского на это созерцание», пустившее обильные ростки впоследствии, был именно Лермонтов [1050] . В этом нет ничего удивительного. Ибо Белинский не только влиял на русскую литературу, но и сам испытывал на себе влияние таких писателей, как Гоголь и Лермонтов.
Свидание в ордонанс-гаузе сблизило Лермонтова с Белинским, помогло им выяснить общность их взглядов, осознать, что они вместе борются за дело великой русской литературы.
1050
П. В. Анненков. Литературные воспоминания. М., Гослитиздат, 1960, с. 181.
«Лермонтов… самостоятельными симпатиями своими принадлежал новому направлению, — говорит Чернышевский, — и только потому, что последнее время своей жизни провел на Кавказе, не мог разделять дружеских бесед Белинского и его друзей» [1051] .
Свидание с Белинским в ордонанс-гаузе позволяет думать, что сближение с формировавшимся тогда революционно-демократическим лагерем могло стать очень важным фактом в истории русской литературы. Но ссылка и ранняя гибель поэта — в пору, когда кружок Белинского в Петербурге только еще возникал, — помешали дальнейшей эволюции Лермонтова. Некрасов писал: «Лермонтов, кажется, вышел бы на настоящую дорогу, то есть на мой путь, и, вероятно, с гораздо большим талантом, чем я, но умер рано…» [1052]
1051
Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. III, с. 223.
1052
И. Безобразов. Воспоминания о Некрасове. — См. в сб. «Русские писатели о литературе», т. II. Л., 1939, с. 54.
Не стоит гадать о том, как совершалось бы дальнейшее развитие Лермонтова. Важно, что в формировании демократического направления он, наряду с Гоголем, сыграл огромную роль, ибо его поэзию, его роман «Герой нашего времени» поколение Чернышевского восприняло как драгоценное идейное наследство. «Наши спасители», — писал Чернышевский о Лермонтове и Гоголе. «Гоголь и Лермонтов кажутся недосягаемыми, великими, за которых я готов отдать жизнь и честь» [1053] .
Да, Лермонтов сознательно сотрудничал в журнале Белинского. Продержавшееся почти сто лет традиционное представление, будто он был одинок в современной ему литературе, оказалось неверным.
1053
Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. I, с. 58 и 66.
7
Вокруг Лермонтова шла напряженная борьба. Аристократические круги стремились примирить его с Зимним дворцом. В петербургских салонах ему уже льстили, стихи на смерть Пушкина готовы были считать неосторожной вспышкой, понятной в молодом поэте, сочинения его представляли ко двору.
Однако из этих попыток так ничего и не получилось. Каждое новое стихотворение Лермонтова, появлявшееся в «Отечественных записках», свидетельствовало о том, что в лице Лермонтова в русскую литературу вступил продолжатель традиции вольнолюбивой русской поэзии. Правительство Николая I опасалось все возраставшей славы молодого поэта. Оно сознавало значение Лермонтова и видело в нем выразителя общественного протеста. И тогда возобновилась борьба, которая началась еще в дни гибели Пушкина.
В конце 1839 года модный беллетрист граф Владимир Соллогуб написал повесть «Большой свет», в которой изобразил поэта под именем молодого офицера Мишеля Леонина. Леонин стремится попасть в избранный круг петербургской аристократии — в «большой свет», — но это ему не удается. Соллогуб представил человека ничтожного, неспособного обратить на себя внимание.
В своих воспоминаниях, написанных четверть века спустя, Соллогуб признался, что в повести «Большой свет» изобразил «светское значение Лермонтова», что повесть была написана по заказу дочери царя — великой княгини Марии Николаевны — и еще в рукописи читалась в салоне императрицы [1054] .
1054
В. А. Соллогуб. Воспоминания. СПб., 1887, с. 188.
Лермонтов понял замысел Соллогуба и повел себя очень умно: стал хвалить повесть. Столкновения не получилось.
Тогда враги решили попробовать другой, уже испытанный способ: подстроить столкновение поэта с кем-либо из иностранцев. Кто-то подал мысль французскому послу в Петербурге Баранту, что Лермонтов в своих стихах на смерть Пушкина заклеймил не одного Дантеса, но всю французскую нацию.
Дипломатические отношения между николаевской Россией и Францией Луи-Филиппа в тот момент были необычайно напряженными. Даже частный факт, касавшийся отношения русских к французам, мог вызвать осложнения. К этому-то и стремился Бенкендорф: претензии французского посольства создали бы для него удобный предлог, чтобы удалить Лермонтова из Петербурга.
Действительно, посол забеспокоился и пожелал познакомиться с текстом стихотворения. Надо полагать, что он внимательно читал его, тем не менее должен был признать, что ничего оскорбительного для французов в нем не содержится.
Столкновения снова не получилось.
Лермонтов знал обо всех этих происках, знал, что они идут из придворных кругов и от членов царской семьи. И очень скоро дал понять, как презирает он «большой свет», как задыхается в аристократическом окружении.
В начале 1840 года, в первой книжке «Отечественных записок», появилось стихотворение Лермонтова «Как часто, пестрою толпою окружен». В этом стихотворении говорится о том, как, созерцая блеск и суету аристократического маскарада — «приличьем стянутые маски», мелькание «бездушных людей» с их «затверженными речами», великосветских дам с бестрепетными руками продажных женщин («красавиц городских»), — поэт хочет забыться, уйти в мир мечты. Его посещает вдохновенье. И Лермонтов заканчивал это стихотворение строфой:
Когда ж, опомнившись, обман я узнаю И шум толпы людской спугнет мечту мою, На праздник незванную гостью, О, как мне хочется смутить веселость их И дерзко бросить им в глаза железный стих, Облитый горечью и злостью!..Это стихотворение было ответом на попытки спровоцировать конфликт. Лермонтов заявлял, что между ним и великосветским обществом лежит глубокая и непроходимая пропасть.
В придворных кругах стихотворение было воспринято как вызов. Многие строчки показались царедворцам «непозволительными». На Лермонтова ополчились реакционные журналисты. Судьбу поэта можно было считать предрешенной.