Лермонтов. Исследования и находки(издание 2013 года)
Шрифт:
А в «Герое нашего времени», в тексте «Бэлы», Лермонтов пишет: «Итак, мы спускались с Гуд-горы в Чертову долину… Вот романтическое название! Вы уже видите гнездо злого духа между неприступными утесами…»
Значит, Лермонтов знал легенду о любви Гуды и, по-видимому, не случайно перенес действие «Демона» на берега Арагвы. Есть основание полагать, что легенда о любви злого духа к девушке-грузинке оплодотворила первоначальный сюжет. Безликая монахиня превратилась в красавицу Тамару, дочь старого князя Гудала. В новой редакции появился жених Тамары — «властитель Синодала», удалой князь. Его, а не ангела противопоставляет Лермонтов любви демона в новом варианте своей поэмы. Это изменение сюжета могло быть подсказано Лермонтову преданием о ревности горного духа к возлюбленному красавицы грузинки.
Мог Лермонтов слышать и другую легенду
510
См. П. А. Висковатов. Отражение кавказских преданий в поэзии Лермонтова. — «Кавказ», 1881, № 203.
В наше время в Кахетии, в селении Ахмета, была записана любопытная легенда, несколько напоминающая легенду о любви Гуды.
Давным-давно — говорится в этой легенде — жила красавица Тамар, привлекавшая своей красотой не только людей, но и дэвов. Полюбил Тамар один дэви, да так, «что ради нее и жизни не пожалел бы».
Страдал он, мучился и решил наконец проникнуть к ней.
С тех пор каждую ночь являлся к Тамар и до самого рассвета целовал и прижимал к сердцу рассыпанные на подушке волосы.
Мечтает дэви, глядя на спящую: «Дождусь утра — откроюсь ей, а ночью унесу ее с собой в страну дэвов, и сладко заживем с ней». Нo думает: «А может ли она жить в стране дэвов? Нет, лучше обещаю ей бесконечную жизнь и богатства несметные и только издали стану ласкать ее».
Но для чего Тамар его богатства?
Так, погруженный в свои думы, сидел он однажды у изголовья спящей Тамар и слышит: поет петух, настало время уйти. Не смог дэви больше терпеть — поцеловал девушку.
Вздрогнула Тамар, очнулась, осмотрелась — никого нет — и заснула. Но сгубил ее поцелуй дэви. Стала она бледнеть, чахнуть и скоро угасла.
Когда узнал дэви о ее смерти, стонами все горы растревожил. С тех пор безутешен живет он, рыданиями убивается. А когда навещает кладбище — ураган проносится над землей; знайте: это дэви оплакивает могилу Тамар [511] .
Текст этой легенды записан в 1948 году со слов девяностошестилетнего Исаака Пилашвили. Но, кроме того, она известна в селении Ахмета и другим старым людям.
Опубликовавший эту легенду Амберки Гачечиладзе сообщил мне, что в 1949 году она была записана вторично — в Сигнахском районе. Только красавица называется в ней уже не просто Тамар, а царицей Тамар.
511
См. А. Гачечиладзе. «Демон» Лермонтова и грузинские сказания. — «Литература да хеловиеба», 1948, № 38.
Подчеркивая, что Исаак Пилашвили человек старый, малограмотный, никогда не учившийся в школе, что услышал он это предание в родной деревне много лет назад, А. Гачечиладзе предлагает считать эту легенду в ряду фольклорных источников «кавказской» редакции «Демона», указанных мной в статье, напечатанной в 1939 году [512] . Тем более, считает Гачечиладзе, что записана легенда в Кахетии, где Лермонтов, как известно, бывал.
Однако Гачечиладзе упускает из виду, что легенда стала известна фольклористам через сто с лишним лет после создания «Демона»; что еще в прошлом веке поэма Лермонтова была целиком переведена на грузинский язык; что более семидесяти лет подряд на сцене Тбилисского оперного театра идет опера Рубинштейна «Демон».
512
См. «Пионер», 1939, № 10, с. 48–66.
Поэтому с не меньшим основанием можно допустить, что здесь налицо обратный процесс и что эта легенда представляет собой фольклорную версию лермонтовской поэмы.
Но даже и в этом случае следует признать сходство ее с легендой о ревности Гуды, а тем самым, в конечном счете, снова — и несколько неожиданным способом — обнаружить родство лермонтовского «Демона» с грузинской народной поэзией.
5
В тех же местах на Военно-Грузинской дороге — в районах Казбека и Пасанаури, в верховьях Арагвы, где записана легенда о духе Гуде, — до сих пор необычайно популярна старинная народная песня о том, как жених погибает в день свадьбы от случайного выстрела. Песня эта поется от лица убийцы по имени Глаха, который готовился быть на свадьбе посаженым отцом.
Сказал Глаха: — Будь проклят День моего рождения… Каждое утро Приносит мне горе! Я слышал плач над женихом, Горе непосильное видел, От такого горя и у мужчины Голова пойдет кругом… Поехали мы в село Хорпи, — Небо сияло над нами, Но где ж это слыхано, Чтоб молния ударяла без грома? Где ж это видано, Чтоб жених, войдя в церковь, Падал ничком на землю? . Выстрелило мое ружье — И убит наповал жених! Залегла черная туча, Закрыла собою деревню. Собрались молодки и девицы, Толпятся они, как стадо. Плачут три зятя, С ума сходят сестры, Заплакала тетка, Пораженная горем: — Он был моей жизнью, Ушел, нас покинул! Встала невеста, заплакала, Припала к нему со стоном. Девять кос своих расплела, Распустившейся розе подобна! — Не оставлю тебя, мой красавец! Последую за тобою! Как ходить без тебя одной мне По горам и долинам?Песня эта, значительная по объему, приводится мной в выдержках.
Там же, в верховьях Арагвы, со слов жителя селения Думацхо, записана другая песня — плач над женихом, — исполняемая обычно во время покоса:
Кому доводилось видеть, Чтоб без жениха приходила девушка? Чтобы жених лежал, упав навзничь, Чтоб смотрела на него молодая? — Свекровь, моя матушка! Не в обиду ли тебе приход мой? Уйду, как пришла! Я ведь Только глянула в дом твой!Поется о гибели жениха еще в одной популярной в Грузии песне — «Имамтазеда, товлианзеда»:
Фиалку на горе на снежной Посадил я, а выросла роза. Стало ходить оленье стадо, Пусть пасется, не топтало бы только. В лес пошли тесть и зять нареченный. Выстрелил юноша — убил оленя. Выстрелил старый — убил жениха. — Дитя мое, Тамар! Я убил твоего супруга! — Отец мой почтенный, Пусть покоя тебе не дает мое горе! Дай мне топор — Порублю дорогу в лесу. Дай свечу — Освещу себе путь в лесу. А найду его — Возьму в мужья мертвого.