Лес рубят - щепки летят
Шрифт:
Этот случай представился в то время, когда молодая графиня Белокопытова заставила Софью Андреевну отказаться от лекций, читавшихся на половине последней. В первое же заседание комитета, последовавшее за этим запрещением, молодая Белокопытова под влиянием мужа заявила членам комитета, что ей кажется подозрительной личность Софьи Андреевны, что эта женщина сближается с неблагонадежными людьми, что она под видом разных невинных нововведений проводит вредные идеи, что приют может обратить на себя внимание как рассадник подобных идей. Конечно, как и следовало ожидать, все эти замечания встретили рыцарскую оппозицию со стороны Дмитрия Васильевича и Свищова. Первый стоял за Софью Андреевну как за «изобретательницу средств», второй отстаивал ее по молодости и нежности своего
— Эти все нововведения пахнут идеями об эмансипации женщин, — говорил Алексей Дмитриевич. — А нам нужно прежде всего не каких-нибудь полуобразованных проповедниц женского труда, а хороших служанок. Члены комитета в последнее время сделались игрушками в руках этой авантюристки и ее кружка, они уклонились от прямой цели, к которой должен идти приют… К счастию, все эти модные бредни начинают проходить, и мы должны трезво взглянуть на дело. Мы должны взять в руки приют, должны показать, что мы руководим им, а не нами руководит какая-то эмансипированная барыня сомнительного поведения…
— Позвольте, позвольте, граф! — заговорил верный рыцарь всех хорошеньких женщин Свищов. — Мы, как мужчины, как развитые люди, не имеем права оскорблять и чернить за глаза женщину!.. Я думаю, что на нас лежит обязанность…
— Прежде всего думать о приюте, а не о защите той или другой личности, не имеющей для нас никакого значения, — холодно перебил его Алексей Дмитриевич. — Мы уклонились от устава приюта, от устава, написанного учредителями приюта. Мы действовали незаконно, приступая к различным нововведениям, прежде чем было испрошено на это формальное разрешение. Конечно, это прошло, к нашему счастию, незамеченным, так как наше положение отчасти спасает нас от подозрений. Но мы-то, кажется, должны сами знать, что не нам подавать пример неисполнения законных обязанностей, законных требований… Я не знаю, какие планы имел комитет, покровительствуя развитию в приюте этих разных вредных — да, вредных, — идей, но я думаю, что господа члены комитета допускали разные нововведения только потому, что они недостаточно серьезно смотрели на дело и очень плохо знали, с кем они имеют дело… Обстоятельства заставили меня столкнуться довольно близко с людьми, вращавшимися в кругу этой… как ее зовут?.. да, в кругу этой Вуич, и я могу сказать, что их близость может набросить тень на самую светлую и безупречную личность…
— Как жаль, что твоя жена поручала даже воспитание своего сына одному из членов этого кружка, — иронически заметил Дмитрий Васильевич.
— Да, это очень грустно, но я познакомился с этим господином через вас, — мельком ответил сын. — Итак, господа, если мы желаем сохранить за приютом прежний характер, если мы не желаем его закрытия помимо нашей воли, то мы должны очистить его от настоящего начальства.
— Я думаю, что члены комитета должны дорожить госпожой Вуич уже потому, что она улучшила материальное положение приюта, не требуя от комитета никаких прибавок, — возразил Дмитрий Васильевич.
— Не знаю, насколько улучшила она положение приюта, но я знаю, что до сих пор по недостатку средств при приюте не кончена постройка церкви, — заметил Алексей Дмитриевич. — Мне кажется, что об этом мы должны были прежде позаботиться, чем о найме разных учительниц для этих девочек, из которых нужно приготовить нравственных и религиозных служанок, а не каких-нибудь полуобразованных искательниц приключений и поклонниц новых идей… Мне кажется, что эта недостроенная церковь одна могла дурно повлиять на детей, которые видели, что у нас достает средств на все и не находится только ни гроша на то, чтобы достроить храм. Я не знаю, чем руководствовались господа члены комитета, оставляя без внимания это обстоятельство, которого не упустили бы из виду благотворители где-нибудь в Англии, — но могу уверить их, что если бы между нами продолжала заседать моя мать, то этого не могло бы случиться. Она, может быть, во многом ошибалась, но она очень хорошо знала значение религии для бедного и малообразованного класса народа. Религия — это то утешение
— Ты забываешь, что церковь строилась не на комитетские суммы, — заметил Дмитрий Васильевич. — Мать начала ее строить из своих денег… Дела были так запутаны, что нужно было подождать…
— Если дела так запутаны, то комитет должен был принять на себя эту постройку, — ответил Алексей Дмитриевич.
Некоторые члены испугались предстоящих затрат. Другие заметили Алексею Дмитриевичу, что, обвиняя членов комитета, он обвиняет в том числе и себя.
— Я, господа, вообще мало принимал участия в делах приюта. Я знал, что в нем все будет идти отлично, покуда им заведует моя несчастная мать. Когда ее деятельность кончилась, я был, к сожалению, отвлечен от занятий в нашем комитете более важными, более высокими делами, которые не терпели отлагательства, — скромно и грустно ответил Алексей Дмитриевич. — Если бы этого не было, то, конечно, не случилось бы многих прискорбных, прискорбных лично для меня, фактов, которые вообще совершились в это время… Конечно, и приютская церковь была бы достроена без помощи комитета, была бы достроена моей бедной матерью…
Алексей Дмитриевич вздохнул. Дмитрий Васильевич нахмурился. Некоторые члены комитета стали перешептываться о том, что Алексей Дмитриевич совершенно прав, что Дарья Федоровна непременно нашла бы средства достроить церковь, не требуя помощи у членов комитета, что теперь члены стоят в очень неприятном положении, видя необходимость окончания не ими начатой постройки, а значит, и выдачи из своего кармана больших денежных сумм. Заседание получило какое-то странное направление. Алексей Дмитриевич упрекал и запугивал членов комитета и в то же время возбуждал в них сожаление об отсутствии Дарьи Федоровны. Покуда никто не мог определить, куда их ведет и чего добивается юный Белокопытов. Только один Ермолинский, зорко следивший за каждым словом Алексея Дмитриевича, по-видимому, понял дело лучше всех и мельком тихо заметил кому-то из членов, что он слышал, будто бы Дарья Федоровна «поправляется» и даже совершенно «поправилась». По окончании заседания к Алексею Дмитриевичу подошел член комитета, услыхавший эту отрадную новость от Ермолинского, и спросил:
— Я слышал, что ваша матушка поправилась?
Алексей Дмитриевич тяжело вздохнул.
— Я, по крайней мере, нахожу, что это так… Я молчал покуда, не желая вмешиваться в дела отца, боясь ошибиться… Это одна из тех ран, до которых страшно дотронуться: они, может быть, и зажили, залечились, а между тем все-таки боишься разбередить, растравить их снова… А вы от кого об этом узнали?
— Да это все начинают говорить, — ответил член комитета. — Вот и Ермолинский…
Ермолинский с улыбочкой на лице вырос как из-под земли, выставив вперед свое сахарное личико. Алексей Дмитриевич зорко взглянул на него и крепко пожал ему руку.
— Постарайтесь не говорить об этом, — заметил он грустно. — Я не хочу, чтобы эта семейная драма наделала шуму… Я как-нибудь постараюсь переговорить с отцом…
Он еще раз пожал руку Ермолинскому и члену комитета. В этом рукопожатии было столько благодарности, что оба собеседника поняли, как дорого для Алексея Дмитриевича «нераспространение» неожиданно возникших слухов, и, дав обещание молчать, поспешили разнести повсюду молву о выздоровлении Дарьи Федоровны.
Через неделю Алексей Дмитриевич уже не знал, как отделаться от вопросов о выздоровлении его матери, эти слухи доходили и до Дмитрия Васильевича и старик был встревожен не на шутку.
— Мы начинаем делаться сказкой города, — говорил он сыну.
— Удивляюсь, кто это распространяет слухи, — пожал плечами сын. — Чужие дела заботят! Я старался, старался заглушить толки, но, наконец, сил не хватает, терпение лопается… Везде только об этом и трезвонят… Надо бы принять меры…
— Да какие, какие меры можно тут принять? — волновался Дмитрий Васильевич, потирая лоб.
— Нужно снова сделать медицинское исследование, — заметил сын, пожимая плечами. — Хотя это, право, очень тяжело…