Лесь с Ильинки-улицы

Ососкова Валентина

– А теперь – марш в ванну мыть голову, – тут же заглянула в комнату Лена с чайной пиалой в одной руке и тетрадкой в другой. – Отмойся по-человечески!

Лесь не стал спорить и с удовольствием отправился отмокать под душ – давно он об этом мечтал, чтобы не торопясь, спокойно и с наслаждением. Уж тут-то точно его никто искать не будет…

Когда он, разомлевший, красный, с мокрыми волосами выбрался из ванной комнаты, Рюрик сидел у себя на диване и «попивал чаю». Лена примостилась тут же, что-то читая с ноутбука.

– О, – подняла она голову. – Здрасте!

– Здрасте, – кивнул Лесь и примостился с краю.

– Слушай, а Лесь – это от Алексея или Александра? – спросила Лена, клацая по клавишам ноута.

– Алексея, – неохотно ответил Лесь. Такие расспросы он не любил, хотя сейчас и понимал, что бояться нечего. Если бы Рюрик или Лена хотели сообщить кому следует о Лесе – давно бы сообщили.

– А по фамилии ты кто? – Лена спрашивала спокойно, из чистого интереса, и это было слышно по голосу. Лесь хмуро взглянул на неё: ну вот зачем ей это знать? Женское любопытство.

– Воробьёв! – ответил он с напористым вызовом в голосе, как говорит человек, лгущий в лицо, нагло и намеренно.

Как тем «полиционерам», которые на Воробьёвых Горах его как раз и поймали…

Клацанье клавиш стихло. Лена подняла обиженный взгляд на Леся:

– Ну чего ты?

– Ничего, – буркнул Лесь, чувствуя нарастающие угрызения совести. Лена не виновата, конечно…

На некоторое время разговор стих, пока Рюрик не оторвался вдруг от чая, чтобы поинтересоваться:

– Слушай, а как ты до жизни такой докатился?

– В смысле? – по привычке напрягся Лесь, но тут же с облегчением расслабился. Нет, всё, хватит. Это уже совсем глупо. Это какая-то мания преследования.

– Ну… почему в бега ударился? – пришла брату на помощь Лена.

Лесь какое-то время молчал, а потом мысленно махнул рукой:

– Да так. Когда маму забрали, я к соседке ночевать пошёл – она маме обещала за мной присмотреть, пока там всякие обследования делают…

– Ну, ты говорил уже про соседку.

– Ну… В общем, вечером мама позвонила, – Лесь шмыгнул носом, – и сказала, что её положили в больницу. На это, как его… сохранение. А я-то думал, чего это она сумку свою, с которой сюда приехала, с собой взяла. «На всякий, на пожарный…» – конечно, конечно. Просто пугать меня не хотела, наверное. Ну а через день за мною и заявились… Прямо в школу.

Глава 3. Джо Неуловимый (Рассказ Леся)

Маленький взрослый,

Пистолет под рукой…

Хмурый, серьёзный,

Но вовсе не злой!

… Это был урок географии. Лесь сам предмет не очень любил, но с учительницей был, как говорят взрослые, «в неплохих отношениях» – жила она с ним в одном подъезде – потому и домашнее задание всегда делал, чтобы её не огорчать, и сейчас не боялся внезапного вызова к доске.

Устроившись поудобнее, Лесь со скуки принялся разглядывать карты мира, развешанные по стенам кабинета. Политическая, физическая, экономическая – словно гигантский атлас растрепали на отдельные листы.

Урок Лесь слушал вполуха, больше его голову занимали мысли о маме. Стыдно сказать, но в свои тринадцать Лесь скучал по ней, несмотря на то, что расстались они всего-то два дня назад. Другой его ровесник был бы только рад такому приключению – один, без родителей, делай что хочешь, только обедать к соседке приходи!.. А Леся это совершенно не радовало. Сначала от папы уехал, теперь ещё и мама лежит в больнице на этом дурацком сохранении… В квартире пустынно и нечем заняться, а ещё тётка звонит, зовёт к себе. А Лесь не хочет к ней переезжать. Лесь до сих пор на тётю Таню сердится: ведь это к ней мама решила «сбежать», когда папа отправился в очередную командировку, а маме что-то не понравилось.

И до этого дня родители часто ругались, но ещё никогда мама не думала собрать вещи и, ничего папе не сказав, уехать вместе с Лесем в дурацкую и далёкую Москву, даже в голову ей такое прийти не могло. А зимой впервые после долгого перерыва позвонила маме тётя Таня, а потом начала звонить всё чаще – и мама сама ей постоянно стала названивать, как только в очередной раз с папой поссорится – особенно. Папа после ссор уходил к кому-нибудь из друзей и возвращался только на следующий день, а мама плакала и говорила с тётей Таней. Лесь эти разговоры не слушал никогда, считая их откровенно глупыми – ну, женщина мама, пусть и самая умная, а женщины все такие… разговорчивые… Как потом выяснилось – зря он запирался в большой комнате и ставил какую-нибудь папину пластинку, с Битлами или Лэд Зеппелин. Если бы слушал, о чём там мама с тётей Таней говорит, – может, успел бы маму отговорить… Но это случилось слишком неожиданно и быстро – только что всё было в порядке, как вдруг…

Папа собирался в командировку, мама гладила ему рубашки и ругалась. Папа отвечал недовольно и коротко – все мысли уже занимала поездка. Мама повышала голос, папа просил её говорить потише: Лесь уроки, мол, делает, чего его отвлекать перед концом четверти… Лесь, кстати, уроки не делал. Контурную карту он уже дорисовал (это была одна из немногих вещей, которые он любил в уроках географии), принтер медленно и неохотно выплёвывал страницу за страницей доклад по ОБЖ, а что-то ещё делать не хотелось, поэтому мальчик сидел за столом, уперев взгляд в сваленные на атлас цветные карандаши, и слушал разговор.

Потом папа не выдержал, тоже повысил голос, и Лесь понял, что ссора эта – надолго. Потому что папа ночью уедет в командировку и помириться с мамой не успеет…

За окном царил март – гололёд, температура вокруг нуля и постоянные мамины головные боли от перемены погоды.

Лесь сгрёб карандаши в пенал, бросил контурные карты и как раз допечатавшийся, ещё тёплый и пахнущий чернилами доклад в рюкзак и ушёл на кухню. Там мальчик сидел, задумчиво грыз яблоко и терпеливо ждал, когда часы над дверью покажут десять и можно будет уйти в душ, а потом лечь спать.