Лесь с Ильинки-улицы
Шрифт:
А на следующий день мама велела Лесю собрать вещи и сообщила, что они едут в Москву, к тёте Тане. Не слушая никаких возражений удивлённого сына, она решительно вручила ему рюкзак и потом, чуть поколебавшись, всхлипнула и потребовала, чтобы Лесь никогда не звонил папе и ничего не говорил.
Всё было совершенно неожиданно и ужасно неправильно, но ослушаться мамы Лесь даже не подумал, а уговоров она никаких словно и не слышала.
… И теперь Лесь остался вообще один. И к тёте Тане он ни за что не поедет. Даже несмотря на то, что в Москве она им с мамой здорово помогла: через неё нашлась квартира,
Тут течение его мыслей и урок прервал вежливый стук. Алина Геннадьевна, до того рассказывающая новую, одну из последних в этом году тему, замолчала, попросила всех сидеть тихо и вышла, прикрыв за собой дверь.
О чём и с кем она говорила, слышно не было, но вдруг дверь приоткрылась, и до ребят донеслось неожиданно громко и чётко:
– Ильин? А он в медкабинете, у него кровь из носа пошла… А что такое? Вы ему, простите, кто?
Лесь вздрогнул, заслышав свою фамилию, и застыл, ничего не понимая. Какой медкабинет? Какая кровь из носа? Она у него никогда в жизни не шла!.. Ну, драки не в счёт.
Но разговор снова стих и стал неразборчив, а потом, наконец, Алина Геннадьевна вернулась в класс, очень строгая и напряжённая, как струна на маминой гитаре.
– Ильин! – позвала она тихо, будто боялась, что её кто-то подслушает.
– Да? – вскочил удивлённо Лесь.
– Собрал вещи, быстро!
– А что случилось?
– Быстрее, Лесь!
Лесь, донельзя удивлённый, послушно сгрёб вещи со стола в рюкзак.
– Подойди сюда.
Лесь подошёл, прижимая к себе расстёгнутый рюкзак. Алина Геннадьевна сама ему рюкзак застегнула, и мальчик заметил, что руки у неё дрожат. Учительница, бледная и решительная, как полководец перед битвой, сглотнула и тихо сказала:
– А теперь слушай меня. За тобой пришли люди, которых хотят забрать тебя.
– Куда? – недоверчиво нахмурился Лесь. Не то чтобы он Алине Геннадьевне не верил, но…
– В детдом.
– Зачем?!
– Ты же без мамы сейчас живёшь. Считается, что так нельзя.
– Но я…
– Вот именно, – перебила Леся Алина Геннадьевна. – Поэтому сейчас ты тихо, не попадаясь никому на глаза, бежишь к физкультурнику, и он выпускает тебя через задний выход. Только не попадись, умоляю, Лесь, – голос её задрожал.
– Хорошо, – пообещал мальчик, невольно становясь таким же серьёзным.
– Дома не задерживайся, – наставляла учительница, подталкивая его к двери. – Когда они поймут, что ты сбежал из школы, они придут, скорее всего, за тобой туда. Ну, всё, давай, с Богом, Алексей.
– А кто они? – уже стоя на пороге, спросил мальчик.
– Ювенальщики, – слово прозвучало с плохо скрытой неприязнью. – Слышал?
Лесь кивнул и выскользнул за порог, услышав, как закрывающая за ним дверь Алина Геннадьевна говорит классу:
– Если кто-то будет спрашивать – у Ильина пошла кровь из носа, я отправила его в медкабинет, и его отпустили домой. О том, что я сейчас сделала – никому ни слова. От этого зависит судьба вашего одноклассника и друга. Вы это понимаете, я надеюсь? И родителям лучше тоже не говорить. И вообще никому… Ладно, продолжаем урок.
В
Лесь встряхнулся и строго велел себе о родителях сейчас не думать. Убедившись, что ювенальщики (что там о них папа рассказывал? Что ювенальная система, как там… короче, не работает как надо, что ли?.. Оно и видно…) в его сторону не смотрят, он быстро юркнул в приоткрытую дверь спортзала. Там его поймал за плечи Антон Сергеевич, в прошлом – «афганец», а теперь физрук. Невысокий, грузный, при ходьбе слегка припадающий на правую ногу, из которой, как все в школе знали, так с тех пор и не вынули осколок гранаты – маленький, но самый настоящий.
– Прилетел, орёл? Где они? – деловито спросил он, дожидаясь, пока мальчик восстановит дыхание.
– У медкабинета, – выдохнул Лесь. – Алина Ге… Геннадьевна им ска… сказала, что у меня… кровь из носа… пошла, – дыхание никак не хотело восстанавливаться.
– Понял. Ладно, пока они не разобрались, что это деза, меняй-ка ты, орёл, дислокацию, – Антон Сергеевич первым вышел из спортзала, а потом сделал знак выйти Лесю. Мальчик, никем не замеченный за грузной фигурой физрука, благополучно проскользнул к заднему, «служебному» выходу из школы.
– Ну, удачи, Алексей, – пожелал мальчику вслед Антон Сергеевич, а Лесь понёсся во весь дух через школьный стадион, разбрызгивая кедами воду в лужах. Промокнуть он не боялся. Он боялся не успеть.
… Дома он оказался так быстро, что даже сам удивился. Взлетел по лестнице на второй этаж, с третьей попытки попал ключом в замочную скважину – руки дрожали – и ввалился в квартиру, наступив себе на развязавшийся шнурок.
Квартира встретила его удивлённой тишиной. На секунду даже показалось, что всё, случившееся с ним в школе, – дурной сон, но Лесь решительно отогнал от себя эту мысль и захромал в комнату. Вытряхнул из рюкзака все вещи в ящик стола – тетрадки, учебники, пакеты из-под печенья или яблок, огрызки карандашей, мятые тетрадные листы, старые самостоятельные работы – и сел на стул, переводя дыхание.
Куда деваться? Что делать?
Первым делом Лесь велел себе успокоиться, как учил папа. Подышал немного глубоко и размеренно, заставил тело расслабиться. Пошёл на кухню, выпил воды прямо из чайника. Сколько у него есть времени? От школы до дома – десять минут. Он добежал за пять. Если у тех людей есть машина – то ехать им примерно столько же. Когда Лесь уходил – они ещё только стояли у медкабинета, значит врач вышла… Ну, даже если она вернулась в тот самый момент, как Лесь выбежал из школы, ещё минут пять-десять у неё будут выяснять, где он. Либо она уже в курсе того, что сочинила про Леся Алина Геннадьевна, и тогда ювенальщики сразу направятся к нему домой, либо нет – и тогда они ещё будут ходить туда-сюда, выясняя, что да как. А может, она в курсе, но постарается их как-нибудь задержать?..