Лес страха
Шрифт:
Рука ныла, боль разливалась по всему телу. Морщась, Люська прошла в распахнутую калитку и побежала к крыльцу.
На стук никто не отозвался, входная дверь оказалась открытой. Люська толкнула её, прислушалась и сделала шаг вперед. Она оказалась в крохотном полутемном помещении с маленьким овальным окошком под самым потолком. Люська снова постучала. Теперь по деревянной стенке.
– Дома кто-нибудь есть? К вам можно?
Приоткрыв вторую дверь, Люська несмело просунула голову внутрь, увидела большой стол. На столе
На примостившейся возле стола табуретке лежала старая – вся в заплатах – безрукавка. На полу валялся клубок шерсти.
Взгляд скользнул в сторону, и Люське показалось, что на голове зашевелились волосы.
У окна на двух табуретках стоял деревянный гроб. В гробу лежала старуха. На узком подоконнике, между горшком с полузасохшей геранью и стеклянной банкой, дремала пушистая кошка.
Услышав скрип двери, кошка проснулась, зашипела и, начав разворачиваться, скинула с подоконника банку. Старуха в гробу вздрогнула, резко открыла глаза и приподняла голову.
На этом терпение Люськи иссякло. Стало жарко, потом холодно, перед глазами появилась яркая вспышка… Все кругом потемнело.
Глава пятая
Апроксинья Власовна
Люську кто-то легонько тряс за плечо. Открыв глаза, она ойкнула и, попытавшись встать, взбрыкнула ногой.
– Тише-тише, – шептала старуха. – Не шевелись, тебе надо полежать.
Обнаружив, что лежит на деревянном топчане, покрытым выцветшим коричневым пледом, Люська немного успокоилась. Спокойствие длилось не больше минуты, вспомнив, почему упала в обморок, Люська встрепенулась, отыскала глазами гроб и, ткнув в него пальцем, закричала:
– Я видела вас в гробу. Вы там лежали!
– Не лежала, а спала, – спокойно ответила старуха.
– В гробу?!
– Он удобный, и спина у меня в нем не болит. А на топчане бессонница, кости ломит.
Сглотнув, Люська тряхнула головой, надеясь, что очнется ото сна и поймет, привидевшаяся нелепица была обычным ночным кошмаром.
– Зачем головой трясешь, она у тебя разве болит?
– Мне надо встать.
– Лежи, ты ещё слаба. Хвораешь, что ли, чем? Почему в обморок упала?
– Испугалась.
– Кого?
– Вас.
– Не такая я страшная, – улыбнулась старуха, убрав морщинистой рукой локон седых волос.
– Мне показалось, вы… ну, понимаете? А когда подняли голову, перед глазами потемнело.
– Ну да, ну да, непривыкшая ты к таким вещам. Небось, городская?
– Городская, – кивнула Люська. – Откуда у вас гроб?
– Жил давно в деревне мужичек, Павлом звали – мастер на все руки. Павел гробики нам и сколотил. Лет двадцать
– Нам – это кому?
Сделав вид, что не услышала вопрос, старуха обратилась к Люське со странной просьбой:
– Пальчиками пошевели. Боль чувствуешь?
Люська уставилась на бабку.
– Чего смотришь, рука не болит?
Только сейчас Люська вспомнила про атаку вороны. Посмотрела на руку, обнаружив, что кисть правой руки перебинтована.
– Когда вы успели забинтовать мне руку?
– Ты без сознания минут двадцать лежала. Ранки я обработала, они быстро затянуться. Где тебя угораздило?
– Ворона на меня напала, кстати, прямо напротив вашего дома.
– Ворон у нас много, чувствуют себя в «Ведьмино» хозяевами.
– И все такие бешеные?
– Они добрые.
– Ага, добрые, поэтому у меня рука перебинтована.
– Детки у неё в гнезде, – сказала бабка. – Хлопочет над ними, охраняет от посторонних глаз.
Люська села на топчане, дотронулась до перебинтованной кисти, посмотрела на приоткрытую дверь.
– Как я оказалась на кровати? Только не говорите, что сами перетащили меня от двери до топчана.
Старуха почесала щёку.
– Меня зовут Апроксинья Власовна.
– А меня Люська, – машинально ответила Люська.
– У отца моего была дюжая сила. Богатырь! Силу я от него унаследовала. Ты не смотри, что я ссохлась вся, силенок не растеряла.
– Апраксинья Власовна…
– Я Апроксинья. Ты, голубка, не путай меня с Апраксиньей.
– Извините, я думала это одно и то же. А сколько вам лет?
– Много.
– Больше ста? – улыбнулась Люська.
– Сто третий пошел.
– И вашим подругам столько же?
– У меня нет подруг! – сухо сказала Апроксинья Власовна.
– Разве вы не общаетесь с соседками?
– Общаемся, но они не соседки. Родственницы мы.
– Сёстры?
– Они сёстры, я их мать.
Люська присвистнула.
– Чего так удивляешься? – нахмурилась Апроксинья Власовна. – Полю я в семнадцать родила, через год Дуся родилась, а в двадцать близняшки – Агаша и Глафира. В «Ведьмино» мы перебрались, они еще детьми были, здесь замуж вышли, здесь недалеко мужья их схоронены. Раньше деревня была большая, потом поумирали все, избы, какие сломали, а какие сгнили. Остались мы впятером.
– В самой глуши живете, – сказала Люська. – Страшно, наверное.
– Привыкли мы.
– Как же к вам врачи ходят?
– Врачи? – Апроксинья Власовна вскинула белесые брови. – Отродясь к врачам не обращались. На здоровье не жалуемся – тем и живём.
– А если плохо станет?
– В нашем возрасте, голубка, если станет плохо, врачи не помогут.
– Апроксинья Власовна, а кроме дочерей у вас совсем нет родственников?
– Ни души.
– Значит, к вам никто не приезжает?