Лесная нимфа
Шрифт:
– Ну ты скажешь, – ухмыльнулся Анненский. – Труп распухший! Сработал аэрбег, воздушная подушка, подушка безопасности, называйте как хотите. Правда, впервые вижу, чтобы она от такого незначительного удара срабатывала. Но, видимо, всякое бывает на свете, может, бракованный пиропатрон оказался.
«Дежавю, – подумала Алена. – Все это уже было. Вот так же было… аэрбег… «Лексус»… точно такой же! Или не такой? Ну очень похожий! Бракованный пиропатрон… Тот же самый? Что происходит? Не много ли «Лексусов»-«Лехусов» в этой одной отдельно взятой истории?! «Лексусов» и бракованных пиропатронов. И резиновых пуль…»
– Незначительный удар? – возмутилась Нина. – Да ведь я чуть головой не ударилась!
– Но не ударилась же, – успокоил Анненский. – А вы как, целы?
– Вполне, – кивнула Алена.
– Тогда осмотрим внешние повреждения, – предложил Анненский, и все выбрались из машины. Дверцу свою он открыл не без труда.
Внешними повреждениями оказалась довольно глубокая вмятина на передней пассажирской дверце. Ручка слегка погнулась.
– Ага, – злорадно сказала Нина, – думаю, «Лексусу» крепче досталось, нерасчетливо он нас таранил.
– Не говори ерунды, – миролюбиво произнес Анненский. – Никто нас не таранил. И в мыслях ни у кого ничего такого не было. Вечно вам, курсантам, что-то такое мерещится, у вас мания преследования прогрессирует перед экзаменами. На самом деле парень не справился с управлением. И ты в этот момент вильнула, я отлично помню… Вот и поцеловались взаимно. Оба хороши вы, гуси-лебеди. Но, понятно, владельцу такой крутой тачки охота было поквитаться с теми, кто ему, вольно или невольно, причинил повреждения. Вот он и выскочил с травматиком наперевес. А увидел, что, во-первых, машина учебная, во-вторых, имеется в наличии мужик, который ему очень запросто навешает, – и слинял. А травматик у него наверняка незаряженный был, просто для виду. Так что, Нина, давай думать, как мы будем перед Сусанной Марковной оправдываться за вмятину и неисправную ручку.
«Сусанна Марковна – это мадам Стороженко, – догадалась Алена. – Эх, вот имя, прямо в точку. Сусанна – с усами!»
Нина растерянно моргнула, и на ее лице отразилась неуверенность. Она привыкла верить инструктору – поверила и теперь. Поверила не очевидной картине, а его спокойному, чуть насмешливому голосу, невозмутимому взгляду, уверенности, которая сквозила в каждом слове.
– Да… – прошептала она печально, и красивые серые глаза ее начали наливаться слезами. – Меня теперь до экзаменов не допустят, да?
Анненский посмотрел угрюмо:
– Не реви! Не зли меня. Слышишь?
В голосе звучало что-то… такая боль, даже мука!
Алена покосилась на него с тревогой, а Нина откровенно испугалась. Слез стало совсем много, вот-вот перельются через реснички…
– Ладно, – сказал Анненский, внезапно успокоившись, – будем считать, что я не могу видеть женских слез. Еще когда вы рыдать начинаете – туда-сюда, а когда вот так глаза наливаются слезами – это ужас… Извините, девушки. Короче, Нина, поступим так. Двигаем дальше, в школу. Урок надо закончить. Только помни – сначала сцепление, потом газ. И не лови бордюры, договорились? – Он наконец-то улыбнулся. – Сегодня у меня практика только с тобой, курсантки Руслана менять своего красавчика на меня не захотели, будут ждать, пока он выйдет. Вот и отлично. Так что я освобожусь и прямо из школы отгоню нашу «Ладу» в мастерскую. Никому ничего не скажем, нечего зря Сусанну волновать. У меня есть один знакомый, классный мастер, он мне мой «Рено» отладил, когда меня позавчера помяли. И ни следа не найдешь.
И прямо посмотрел в глаза Алене.
– Ладно, – повеселела Нина, – вы договаривайтесь с ремонтником, а я вам денежку потом отдам.
– Ну, решим потом, – рассеянно отозвался Анненский.
– Подвезете меня, если вы в Верхнюю часть едете? – спросила Алена, и Анненский кивнул.
Нина и не догадывалась, что на самом деле они сказали друг другу совсем другое:
«Надо поговорить. Срочно».
«Да».
1985 год
Выпроводив Степцова, от которого не удалось добиться больше ничего толкового, Наталья от души пожалела, что не владеет приемами аутотренинга, которые помогли бы ей прийти в себя, собраться. Ничего подходящего она не знала, кроме того, что, разволновавшись, надо считать до тридцати. Но вот уже и тридцать, и сорок, и перевалило за сто, а тугой комок, в который свились раздражение, вызванное равнодушием Степцова к сыну, и беспокойство из-за непонятного исчезновения Юры, все еще мешал. Дима… Дима Анненский… Наталья вспомнила, как Юра Степцов давал показания, что в момент кражи у Маслякова тот находился у него, а это подтвердило Димино алиби. Узнав, Анненский буркнул: «Трепач!» Впрочем, в запале Дима и сам проговорился тогда, что был у приятеля, не назвав, правда, его имени.
Теперь, когда Юра понадобился милиции, не исключено, что именно с Димой он поехал на рыбалку. «Мы поехали…» «Мы» – это кто? И почему вдруг такое пренебрежение к вызову в милицию? Едва ли в том, что повестка валялась на полу, была бравада. Скорее торопливость, небрежность: уж очень спешил, собираясь, вот и не заметил, как уронил. Откуда же такая поспешность, похожая на бегство? Его кто-то торопил? И как-то все это очень четко увязывается с встречей в поликлинике, о которой говорила Люда. Неужели Юру спугнуло само появление девушек? Или он настолько хорошо запомнил их лица, что почувствовал в этой встрече опасность? Но откуда ему известно, что милиция все-таки вышла на их четверку?
Хорошо, предположим, что Юра испугался встречи с девушками. Но тогда он скрылся бы сразу, не ждал два дня. Или его подхлестнула повестка? Увидев ее, догадался, с чем это может быть связано, и счел за благо убраться подальше? Наивно это, однако не до бесконечности же продлится рыбалка! И почему же он тогда не припрятал повестку?
Да, но при чем здесь все-таки Дима?
Наталья нервно встала. Ей хотелось куда-то идти, что-то делать, но она пока не знала, куда идти и что делать. И Никита не звонит с вокзала. А ведь договаривались. Всегда он…
И тут, будто отвечая ее тревоге, телефон разразился звонками. Слышно было очень плохо, и Наталья, втиснув трубку в ухо, зажимала другое ладонью, напряженно склонившись к столу. Потом, положив трубку, некоторое время сосредоточенно массировала пальцы…
Олег, Олег Табунов. Она помнила тонкобровое румяное лицо высокого юноши, с мягкой снисходительностью поглядывавшего на молодую учительницу, запальчиво обвинявшую ребят в трусости. Значит, он – тот самый разговорчивый брюнет? Интересно. И тоже срочно, бросив все, рискуя быть наказанным за бегство из лагеря, исчез, уехал с каким-то человеком. Да… Олег, который нужен милиции, исчез. Исчез Юра, который тоже нужен милиции. Оба в один день куда-то спешно ринулись. Случайность?
Юру, предположим, увозит Дима. Олега – неизвестный. Да, ведь в той компании на Линде был четвертый. И Люда говорила, что видела в поликлинике двоих.
Наталья достала из сейфа папку – материалы по делу Долининой. Вот угловатая скоропись Никиты: показания Валентины Сазоновой, скупые сведения о той четверке. Предположительно, «чернявый, болтливый» – это Олег. Другой – «пьяный, добродушный». Третий – «не то печальный, не то угрюмый». Как это сказал Степцов о Кролике? «Понурый»? Ну что же, можно и так назвать угрюмую настороженность Димы. Ну а четвертый? «Молчаливый, все время оглядывался…»