Лесная нимфа
Шрифт:
Один из них был высокий, худой, зеленоглазый и светловолосый, другой – тоже светловолосый, невысокого роста, тихий, неторопливый. Его приятель в два шага-прыжка преодолел вестибюль и уже протягивал в регистратуру голубенький листок бюллетеня, а он еще только отходил от двери. В этот момент сбежала с лестницы Татьяна. Кудряшки ее дрожали, под светлой свободной блузой все колыхалось. Парень вежливо посторонился, мельком улыбнувшись, и продолжил свое неторопливое передвижение, а Татьяна, будто ее выключили, тоже пошла вдруг тихо-тихо, с глазами внезапно расширившимися, как от испуга.
– Отдала? – спросила Люда про фотографии.
– Нет, – ответила Татьяна, в руках которой, однако, ничего не было.
– Так где же они? – не поняла Люда.
– Кто? – спросила как во сне Татьяна, и Люда рассердилась:
– Кто?! Слоны! Ты что? Фотографии где?
– Отдала… – промямлила Татьяна, поворачиваясь, как подсолнух, вслед тому парню, и Люда недоверчиво подумала: «Влюбилась?! Неужели это бывает так?», а потом ей стало смешно, потому что если Татьяна и влюбилась с первого взгляда, то выглядело это у нее абсолютно по-детски, тем более что ничего особенного, с точки зрения Людмилы, в том парне не было. Другого, высокого, она нашла куда более симпатичным.
Люда посмотрела на него. Он как раз взял больничный лист и теперь прятал его в карман джинсов. Карман был тесный – парень, стараясь не помять листок, поднял худые плечи и страдальчески свел брови. При этом у него была какая-то извиняющаяся улыбка, и, увидев ее, Людмила вдруг вспомнила, где его встречала. Вот так же он улыбался там, на станции Линда, когда его друзья оставили наконец неразговорчивых девушек и подошли к Катерине Долининой, а Олечка, дочка Вали Сазоновой, вдруг с чего-то расплакалась в своей коляске, и этот парень, единственный из всей четверки, оглянулся. Люда вспомнила даже, что она подумала в тот миг, с неприязненной жалостью глядя на его пьяное, доброе, расплывшееся лицо: «Надо же… а улыбка какая хорошая…»
Но сейчас Люда не столько обрадовалась тому, что наконец-то ей встретились эти двое (второго она тоже тотчас вспомнила), сколько удивилась и испугалась. Она встревоженно посмотрела на Татьяну, в ее непривычно огромные, напряженные глаза, и поняла, что Татьяна тоже узнала этих парней, может быть, даже раньше, чем она сама.
Те шли к выходу. Высокий, все еще возясь со своим карманом, прошел первым, а тот, другой, обернулся и внимательно посмотрел на Таню.
– Это они? – возбужденно шепнула Людмила, хотя парни, конечно, никак не могли бы ее услышать.
Таня смотрела на нее с выражением затаенного опасения, непонятного Люде.
– У тебя той бумажки с телефоном нет с собой? – спросила Люда, роясь в сумочке. – Я свою куда-то задевала.
– Какого телефона? – голос Татьяны стал напряженным.
– Какого, какого… Натальи Сергеевны, какого же еще?
– Зачем? – совсем уж неприветливо произнесла Таня.
– Не строй дурочку! – Люда раздраженно пошла к выходу. – Это же они, сама видишь!
– Так сразу и доносить? – Голос Татьяны… или это не ее голос? Ну до того чужой!
– Танька, ты что? – Люда даже остановилась. – А если они преступники?
– А если нет?
– А если да? Наталья Сергеевна во всем разберется.
– Подумаешь, бомжиху какую-то… а теперь им всю жизнь!.. – Татьяна неожиданно всхлипнула.
– Танечка… – жалобно сказала Люда. Может быть, если бы Татьяна сейчас настаивала на своем, если бы… Но та махнула рукой и выскочила за дверь.
Люда растерялась. Она не поняла, что произошло с подружкой. За что та обиделась? Ведь если этих парней ищут, надо помочь их найти. Не виноваты – значит, ничего им не будет. Наталья Сергеевна ведь ясно сказала тогда: «Я бы очень хотела, чтобы эти ребята оказались ни при чем». Чего же Татьяна?..
Люда пожала плечами и вышла. На крыльце Тани не было. И на улице не было. След простыл. Люда пооглядывалась, пооглядывалась и снова начала искать телефон Натальи Сергеевны.
Телефон-то она нашла, но следователя не оказалось на работе. Люда, со свойственной ей тихой настойчивостью, звонила весь день, потом весь вечер – уже домой. И, выбегая к автомату, набирала заодно и Танькин номер. Никто не отвечал, хотя дважды телефон оказывался занят. «Странно…» – ничего не могла понять Людмила. В очередной раз вернувшись домой, она просмотрела телевизионную программу. Передачи, которую ведет Танина мать, сегодня нет… И вспомнила: да она же уехала, только завтра вернется! Но где Татьяна?
Уже в двенадцатом часу ночи Люда наконец-то дозвонилась до Натальи Сергеевны. Голос у той был усталый, печальный, однако от Людиного известия словно бы проснулся и помолодел. Когда, пообещав прийти к ней завтра, Люда повесила трубку, она еще какое-то время постояла, глядя в темноту тихого теплого вечера. Наталья Сергеевна нравилась ей: такая милая, глаза грустные, но красивые. На милиционера даже не похожа, дочка у нее забавная, Люда вспомнила их встречу в пионерском лагере и так, с улыбкой, набрала на всякий случай номер Татьяны.
На этот раз ей ответили – не скоро, но ответили. Голос у Татьяны был какой-то перепуганный.
– Да? Кто это?
– Что ты, Тань! Это я. Где ты была, я весь вечер названивала!
– А, так это ты… – начала было Таня и умолкла, будто спохватилась.
– Ты что, дома была? – немного обиделась Люда.
– Нет, я… пришла, а телефон звонит, я не успела.
– Ну ладно. Слушай, я сговорилась с Натальей Сергеевной. Она завтра нас ждет в десять часов.
– Зачем?
– Ну Таня! Насчет тех парней!
– О господи… Ну хорошо, завтра поговорим.
– Ты придешь?
Таня молчала. В трубке что-то шелестело.
– Таня!
– Куда от тебя денешься! – наконец-то ответила она.
– Странная ты какая-то, Таня. Я зайду за тобой, хорошо?
– Да. Ну пока.
Маме тогда Люда соврала первое, что на ум пришло. И хотела рассказать о случившемся – мама в любой ситуации правильный совет даст! – и колебалась: ведь с самого начала, не желая волновать, не рассказывала ей о вызове в милицию, обо всей этой жути, связанной с убийством Валиной соседки. Мама всегда так переживает! А еще Люда помнила: мама всегда, всю жизнь учила ее «не вмешиваться». Сейчас, получается, Люда как раз «вмешивалась». Мама этого не одобрит…