Лесной фронт. Благими намерениями...
Шрифт:
Кое-как разобравшись с одним диском, я решил, что пусть с остальными дисками мучается Антон, и подошел к Яну, колдовавшему над своим карабином.
— Ну что, ты подумал, кого в отряд можно еще взять?
— Подумал. — Ян оторвался от карабина и отложил его в сторону. — Человек пятнадцать где-то.
— Надежные люди?
— Поручусь, как за себя! — Он нахмурился и опустил глаза. — Сначала прикинул, больше двадцати человек можно… А потом отобрал только тех, кому полностью доверяю.
— Вот и хорошо, раз уверен. — Я присел рядом и посмотрел Яну в глаза. — Люди из одного села или из разных?
— Та из разных. Васыль из Гощи, Степан, Мыкола, Тарас из Воскодавов…
— А поближе к лесу никого нет? — Насколько я помнил, Воскодавы находились километрах в двадцати с чем-то от леса, а в Гощу после подрыва моста лучше вообще пока не соваться.
— Двое
— Вот что, Ян, — я помолчал, оформляя в голове мысль, — когда дождемся Антона, пойдем к Коросятину. В село пойдешь сам, ночью. Пригласи этих двоих на разговор. Только так, чтобы ни тебя, ни их никто не заметил. Сделаешь?
Антон появился только через два часа. Вначале мы услышали, как кто-то пробирается через лес, и схватились за оружие, но это оказались Антон с Казиком.
— Порядок, — доложил Антон, подойдя ко мне. — Довел до дома, отдал карабин и залег в кустах неподалеку. Он никуда не выходил.
— Ну и хорошо. — И я кивнул ему на пулемет. — Карабин давай сюда, а сам возьмешь вот это и наган.
Дав Антону отдохнуть, мы прикопали отдельно отобранный у него карабин и отправились к Коросятину. До места дошли вечером. Путь по лесу был спокойным, будто и не было вокруг никакой войны. Только оружие у каждого за спиной напоминало о суровой действительности. Я заметил, что все меньше вспоминаю о своей прошлой жизни — о будущем. Как звучит — «вспоминаю о будущем»! Похоже, начинаю вживаться в роль партизана Великой Отечественной войны… Или уже вжился? Нет, знания из будущего, среди которых есть и крохи полезных, никуда не делись. Просто я что-то уже давно не сожалею об оставшихся позади (впереди?) прелестях и комфорте цивилизации. Когда я в последний раз вспоминал, что такое душ, метро, Интернет? Все это выпало из моей жизни, оставив едва заметные следы, будто сказка, услышанная в детстве. Интересно, каким я стану, если еще побуду в этом мире? Физическая форма пришла в норму и — даже больше — улучшилась. Теперь дальние походы по бездорожью не вызывают у меня такой усталости, как в первое время. Психическая форма… Не знаю, может, у меня изначально с планкой что-то не то было — убиваю людей, пусть и в немецкой форме, и не испытываю никаких угрызений совести. Впрочем, лесника я все же не смог убить, хотя сам назвал бы идиотом того, кто поступил бы так, как я… Правду, видимо, говорят — человек может приспособиться ко всему. А я, похоже, прожил здесь уже достаточно долго, чтобы начать приспосабливаться. Или это у меня «приспосабливаемость» такая повышенная? Почувствовав смутную тоску, я мотнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Думать потом буду — после войны, если выживу. А то или крыша поедет, или проколюсь в чем-нибудь. Перефразируя древних, скажу: во многой мысли — много печали.
На опушку леса мы вышли глубокой ночью. Впереди, за полями, где-то лаяла собака, светился одинокий огонек — кто-то не спал.
— Ян, до Коросятина отсюда сколько?
— Час идти, — ответил тот, почему-то перейдя на шепот.
— Тогда давай быстро туда. Передашь своим людям, что мы будем ждать их после полудня возле того перекрестка, через который недавно прошли. Запомнил? Передай: если согласятся, пусть скажут, что за дровами или еще за чем-то в лес идут. Все, давай.
Ян исчез в ночной темноте, а мы, распределив дежурства, легли спать. Мое время стоять на посту наступило перед самым рассветом. Антон растолкал меня и, когда я, позевывая, поднялся, лег на мое место. Завистливо поглядев на тут же захрапевшего товарища, я принялся, прогоняя сон, расхаживать из стороны в сторону. Прохладно, однако. Лето почти закончилось, и ночи становятся все холоднее. Кстати, о холодах. Зима этого года, насколько я знаю, будет суровой. Надо бы уже загодя приготовить сани, то бишь место для зимовки. Или на хуторе каком-то остановиться? Нет, хутор — не вариант. Даже сейчас нас слишком много — рано или поздно заметят. Значит, надо организовать лагерь в лесу. А что я знаю о подобных лагерях? Придется копать какие-нибудь землянки, или в чем там партизаны жили. Я продолжал расхаживать, отгоняя холод мыслями о зимних морозах и о том, как их пережить. Да, придется-таки рыть землянки. Заодно получим скрытое убежище на всякий случай. Вон бойцы УПА в своих «крыивках» аж до середины пятидесятых прятались, хотя искали их очень серьезно. Неплохо бы и нам что-то подобное сделать. Ладно, оставим этот вопрос на будущее. До зимы еще дожить надо.
Вернулся Ян, когда уже совсем рассвело. Увидев его еще издалека, я разбудил остальных.
— Ну как? — спросил я, когда Ян вошел в лес.
— Придут, — обрадовал нас известием Ян. — Я не говорил про партизан, да они сами догадались.
— Это как они догадались? — переспросил Антон.
— Так полицаи всем рассказали, шо меня ищут!
— Точно люди надежные? — забеспокоился я. — Полицаям не сдадут?
Ян только покачал головой — видимо, устал уже уверять меня в надежности своих знакомых.
— Ладно. Тогда идем к перекрестку.
У перекрестка я оставил только Казика, приказав тому залечь в кустах и не высовываться, пока не появятся те, кого пригласил Ян. Казик должен был, убедившись, что нет никакой опасности, проводить пришедших к остальным. Сами же мы отошли поглубже в лес. Ян улегся спать — отдохнуть ему этой ночью, в отличие от нас, так и не пришлось. А мы с Антоном уселись поудобнее и перекусили остатками еды, которую захватили с собой, когда бежали с хутора.
— Что дальше делать будем? — спросил Антон, медленно пережевывая остатки хлеба.
— Что делать? — не понял я. — Воевать будем.
— Я имею в виду, — Антон опрокинул в рот остатки крошек с ладони, — как воевать?
Да, действительно. Я только сейчас понял, что плана у меня, собственно, нет… Как-то не подумал я, чем именно мы займемся. Связи с большой землей у нас нет — значит, разведданные собирать пока нет смысла. Следовательно, основной упор придется делать на уничтожение противника. С этим тоже не все гладко. Взрывчатки у нас нет, и большие засады мы организовывать не сможем. Зато есть куча стрелкового оружия и немного гранат. Получается, что пока в наших силах лишь налеты на слабо охраняемые объекты, одинокие машины и небольшие группы полицаев и немцев. Сколько соберем в отряд людей — это и определит, насколько небольшие группы нам по силам. Что еще? Надо будет еще устроить всем экзамен по стрельбе — вдруг найдется кто-то достаточно меткий для снайперской работы. Тогда можно будет реализовать мои старые задумки по отстрелу офицеров. Еще надо будет выяснить у местных по поводу минных полей — там разживемся взрывчаткой и сможем развернуться уже более широко. Вплоть до диверсий на железной дороге. Дальше что? Ближайший крупный город — Ровно. Что там у немцев — хрен его знает. Мои знания из будущего по этой местности практически равны нулю. Не интересовался я Ровно! Надо будет кого-то послать в город и разузнать, что да как. Может, попытаться на подполье выйти? А есть ли в Ровно подполье? Тоже выясним…
— Как воевать, говоришь? — Все то время, пока я думал, Антон тоже молчал. — Для начала соберем отряд, а там — посмотрим. Пока с тем, что у нас есть, мы много не навоюем…
Полдень давно прошел, но гости все не появлялись. Настроение стремительно падало — я стал предполагать худшее. Может, они и не придут? Или что-то случилось? А вдруг кто-то оказался не настолько надежен, как предполагал Ян? Нет, в этом случае нас бы уже окружали. Почему же они не идут? Когда я уже совсем извелся, в сопровождении Казика появились двое. Один из пришедших, здоровенный крепкий мужик с широким, заросшим седой щетиной лицом, оглядел нашу компанию и, мне показалось, будто сразу как-то сник. Он глянул на второго, который был ростом пониже, но тоже внушительного вида, и снова посмотрел на нас. Навстречу им тут же поднялся Ян.
— А мы уже думали, не придете. — Он крепко пожал руки каждому и повернулся ко мне: — Наш командир — Алексей, а это — Антон. Славка и Казика вы знаете. А это — Тарас Бжынский и Костя Гарченко.
Мы с Антоном пожали руки Тарасу и Косте. Я чувствовал себя как-то неуютно — Тарас, который покрупнее, услышав, что я и есть командир отряда, не отрывал от меня взгляда, будто обмеривая и взвешивая. Что творилось у него в голове, не знаю, но, судя по выражению его лица, я не произвел впечатления.
— Вы, наверное, догадываетесь, зачем Ян вас сюда пригласил? — спросил я после того, как обмен приветствиями закончился.
— То вы и есть партизаны? — вопросом на вопрос ответил Тарас.
Я уперся взглядом ему в лицо. С этим товарищем, похоже, надо пожестче — не дать ему почувствовать слабину. Видно же, что как командира он меня не воспринимает ни в каком виде. Во как смотрит — твердо, изучающе, прямо в глаза. Еще чуть-чуть — и начнет кривиться, будто лимон жует.
— Да, мы — партизаны, — твердо сказал я, не отрывая взгляда от глаз Тараса. — Ян говорил, что каждому из вас есть за что не любить немцев. Это правда?