Лесной фронт. Благими намерениями...
Шрифт:
— То тот Мец, шо на ярмарку в Ровно горилку продавал за поляков? — вклинился Ян и, дождавшись утвердительного кивка, добавил: — Знаю такого.
— А третий — Семен Зельц. Говорит, со Львова отступал вместе с Советами, да не успел. Прятался на хуторе каком-то, пока его полицейские не нашли.
— Расскажи об этом Зельце подробнее, — попросил я.
— Та я его увидел, только когда нас в Гоще согнали всех. А так… Работал, как и все. И били его, как всех. Говорил еще, жену у него бомбой во Львове убило.
Итак, что мы имеем? Есть Генрих, уроженец Германии, за которого мог поручиться Ян. Если он согласится присоединиться к отряду — его знание языков открывает новые,
Я отправил Генриха к остальным.
— Ян, что насчет четвертого думаешь? Который Зельц.
— А шо с ним? — не понял тот.
— Думаю предложить им вступить в отряд. Идти этим евреям все равно некуда, а нам бойцы нужны. Генриха ты знаешь. Так?
— Знаю, — подтвердил Ян.
— А он знает еще двоих. За них можно не беспокоиться. А вот четвертый… Никто его не знает. Надо бы проверить как-то.
— А шо проверять? Сними с него штаны и проверь!
— Как это «сними штаны»? — Я во все глаза уставился на Яна. — Что там проверять?
— Так они ж, евреи, обрезанные все!
Я хлопнул себя по лбу. Как можно было не догадаться? Евреям же обрезание делают! Никакой провокатор на такое не пойдет. Точно! Хотя, может ведь быть и выкрест какой-нибудь. По национальности еврей, а по вере — скажем, католик, раз из Львова. Тогда он необрезанный. Ладно, проверим — тогда и думать будем.
— Ну что, товарищи евреи, — приняв решение, я подошел к так и сидевшей четверке освобожденных невольников, — предлагаю вам вступить в наш отряд. Идти вам ведь все равно некуда. А если попадете снова к немцам, то в лучшем случае для вас все закончится в лагере. И то еще неизвестно — лучше ли лагерь, чем расстрел на месте. А здесь я вам обещаю возможность отомстить. И за себя, и за многих других. Что скажете?
— Я согласен. — Генрих встал и ответил, даже не раздумывая. Остальные же стали переглядываться, и этот безмолвный разговор затянулся секунд на десять.
— Я тоже согласен, пан командир, — вторым подал голос Алик.
— И я, — чуть погодя согласился и Филипп.
Дольше всех думал Семен Зельц. Он то обводил придирчивым взглядом наш отряд, то смотрел куда-то в землю. Создалось такое впечатление, что Семен где-то в магазине или на базаре выбирает нужный ему товар. Причем выбирает тщательно — взвешивая, обмеривая, чуть ли не обнюхивая. В конце концов, когда мне уже начало надоедать дожидаться его слова, Семен тоже поднялся.
— Согласен, — только и сказал он.
— А раз согласен… — я вытащил на всякий случай пистолет, — то сними-ка штаны.
Семен встрепенулся и отступил на шаг назад. Знаете, я его, честно говоря, очень даже понимаю. Лес, раннее утро… Вдруг вооруженный мужик требует снять штаны. Каково, а? Хотя в этом времени всяких извращенцев вроде бы гораздо меньше, чем в моем, но есть ведь над чем задуматься. Как бы я на его месте отреагировал — не знаю. Семен же принялся затравленно озирается — явно искал пути к побегу. Опешили и все остальные, кроме Яна.
— Понимаешь, Семен, — самым доброжелательным, успокаивающим тоном начал я, — насчет остальных троих у меня никаких подозрений нет. А тебя никто не знает. Ты ведь еврей?
Семен, не обнаружив никакой возможности сбежать — сзади, хоть и сам не понимая, что нашло на командира, ему перекрыл дорогу Антон, — сжался в комок. После моего вопроса он только продолжал стрелять по сторонам глазами. Я, понимая, что творится сейчас у него в голове, не торопил с ответом. В конце концов, Семен кивнул.
— Вот я и хочу убедиться, что ты еврей. Ты уж извини за такой метод. Сам понимаешь… Если это так, то к немцам ты не побежишь — сам слышал, наверное, что они с евреями делают. А если не слышал — Генрих тебе расскажет. Он в Германии, наверное, насмотрелся.
Судя по тому, как заиграли желваки на лице Генриха, он действительно многое повидал. Кое-что слышал, похоже, и Семен, потому что лицо его сразу окаменело. Медленно, дрожащими руками он спустил штаны и выпрямился со всей возможной в такой ситуации гордостью.
— Надевай! — Удовлетворившись результатом такой проверки, я махнул рукой. Семен действительно оказался евреем. Все признаки — налицо. Точнее, на другое место… — Возьмете оружие из того, что мы собрали на лесопилке. Славко, посмотри там в мешках, что у нас из еды есть. До завтра отдыхаем.
После полудня погода начала портиться и вскоре «обрадовала» нас мелким дождиком. Осень начинает вступать в свои права, подумал я, зябко передернув плечами. Интересно, какое сейчас число? По моим прикидкам, уже десятые числа сентября. Интересно, как там моя карта, которую подправил тогда? Получилось ли хоть что-то изменить? И где сейчас фронт? Если история не изменилась, то вроде бы сейчас наши потихоньку ликвидируют Окунинский плацдарм, а где-то в Берлине немцы принимают решение перебросить часть войск с московского направления на юг — к Киеву. Или это было раньше? Не помню. А если все же Красная армия не допустила выхода немцев на левый берег Днепра? Что там сейчас? Вопросы, вопросы… Постепенно мысли переходят на более близкие лично мне моменты. Как там дела у майора? Смогли ли они взорвать мост? И как там Оля? В принципе, она не должна участвовать в операции, но кто знает… До Сарн еще ж надо дойти. Отмахать больше сотни километров по оккупированной территории тихо, незамеченными. И тоже ведь никак не узнаешь, что с ними! Пусть до Сарн сто пятьдесят километров, а до Киева — все пятьсот будет. Но какие-то сведения получить, что от Сарн, что от Киева — будто они находятся на другом континенте. Блин, я даже не знаю, что с моей группой! Кое-что слышал, конечно, но информация ведь дошла даже не через третьи руки. Выжил ли Митрофаныч? Взгляд скользнул по идущему впереди Генриху. Он ведь из Гощи, пришла в голову идея, и забрали его на лесопилку уже после взрыва. Вдруг что-то знает?
— Генрих, ты что-то слышал о партизанах, которые взорвали мост? — Я поравнялся с Генрихом и пошел рядом.
— Говорят, поубивали всех, — ответил он.
Мы прошли десяток шагов молча. Я пытался придумать, как бы сформулировать следующий вопрос. Нет, я, конечно, знал, как его сформулировать, но очень не хотелось слышать самый вероятный ответ.
— Другие говорят, — продолжил вдруг Генрих, — шо наоборот — немцев поубивали и скрылись…
— Ну а ты сам видел что-то?
— Так шо ж я мог видеть? — развел руками Генрих. — То ж ночью было. А наутро никого уже к мосту не пускали.