Лесной фронт. Дилогия

Замковой Алексей Владимирович

Глава 9

Следующая неделя прошла относительно скучно. Мы устроились в небольшом овражке, который находился в пяти минутах ходьбы от основной части лагеря. Работы не было вообще, если не считать обучения новичков. Но и это обучение было в основном теоретическим. С материальной частью в моем хозяйстве было туго, поэтому наглядных пособий и практики не хватало. Кое-что, конечно, мы показывали нашему пополнению на изъятых со склада 82-миллиметровых минах, гранатах и взрывателях, но в основном приходилось просто чертить схемы на земле и объяснять «на пальцах». В качестве практических занятий я все же дал новичкам на растерзание две мины, из которых они

выплавили тол. Результат получился неоднозначный. С первой миной разобрались без проблем, но вторую один из бойцов уронил в кипящую воду, и взрывчатка оказалась безнадежно испорчена. В качестве наказания за такой прокол этот боец был приговорен к трем дням хозяйственных работ – воды принести, дров для костра нарубить и тому подобное.

Как-то после обеда, нежась в теплых солнечных лучах, я заметил, как один из моих бойцов разбирает затвор своего карабина, аккуратно протирая запчасти смоченной в масле тряпочкой и складывая их на расстеленную портянку. Мне пришло в голову, что неплохо было бы и себе почистить оружие. «Парабеллум» не видел смазки с того момента, как я снял его с трупа немца. Да и об автомате надо было позаботиться. Дальнейшие мои действия изрядно повеселили собравшихся в нашем овражке. До переноса во времени я даже не держал в руках «парабеллум» и МП-38. Читал, конечно, справочник, смотрел передачи по оружию, но разбирать и собирать мне до этого доводилось только найденные затворы от «мосинки».

Начать я решил с пистолета. Вытащил магазин, несколько раз передернув затвор, убедился, что в стволе нет патрона. А дальше – завис. Сидел и крутил в руках пистолет, пытаясь понять, как же он разбирается. Подергал затвор, попытался снять ствольную коробку силой, подавая ее то вперед, то назад. Не получалось. Пощелкал предохранителем и снова попытался снять ствольную коробку. Сзади послышались тихие смешки. Оказалось, что группа в полном составе наблюдает за моими манипуляциями. Зрелище, надо сказать, было действительно комичное. Я уже порядком разозлился и еще чуть-чуть – принялся бы колотить непослушным пистолетом по земле или деревьям.

— Кто-то знает, как разобрать эту хреновину? — переведя дух, спросил я.

Подошел один из бойцов – сержант Андрей Брыльский. Среднего роста парень, брови которого вызывали у меня четкие ассоциации с Брежневым. Серьезный, но не гнушающийся доброй шутки. Он взял у меня «парабеллум» и несколькими движениями разобрал его. Потом собрал. Снова разобрал – уже медленнее, чтобы я запомнил. Снова собрал.

— Спасибо, — кивнул я. — А то не доводилось еще разбирать немецкое оружие.

— Не страшно, — ответил Андрей, возвращая пистолет. — Сам недавно мучился, пока не показали.

Я самостоятельно разобрал «парабеллум» – это оказалось легко, если знать как. Сложил детали на расстеленный мешок и, реквизировав у одного из бойцов масленку, тщательно протер каждую деталь. Потом завис над МП. Здесь мне помог другой боец – Вася Стриженков, единственный в нашей группе, кроме меня, обладатель МП-38. В общем, с проблемой чистки оружия я кое-как разобрался.

Вынужденное безделье все же принесло некоторую пользу, кроме приведения в порядок оружия. Появившееся свободное время я потратил на другие хозяйственные дела. Первым делом постирал свою трофейную куртку и зашил рваный след от осколка, который прочесал мне по спине. Пока куртка сохла, взгляд упал на выданные мне магазины к автомату, которые, за неимением подсумков, пришлось носить за ремнем. Это было очень неудобно – магазины постоянно норовили выпасть и мешали наклоняться. Я решил смастерить себе хоть какое-то подобие подсумков. В качестве материала использовал один из мешков, реквизировал у одного из бойцов нитку с иголкой и приступил к работе. Кое-какие навыки кройки и шитья у меня были – в свое время пришлось шить чехол для держака лопаты, поэтому особых проблем не было. Главной задачей было определить,

на сколько магазинов делать подсумок. У меня имелось всего пять магазинов – четыре полученных на складе и один пустой, который достался мне вместе с автоматом. Немного подумав, я вспомнил, что оригинальные подсумки рассчитывались на три магазина. Значит, тоже будем делать на три. Тем более что лучше оставить один пустой подсумок, чем таскать один магазин отдельно. Разложил на мешковине магазины, определил размеры куска ткани, который понадобится, и, порядочно измучившись из-за отсутствия ножниц, вырезал штык-ножом более или менее ровные куски. Потом сшил из них карманы, прошил так, чтобы получилось три отделения, сделал клапан, который застегивался на пуговицу, и пришил петли для крепления на ремень. Немного полюбовался своей работой. Вышло грубо, но свою функцию изготовленные подсумки пока выполняли нормально. А там – может, разживусь заводскими. Обновка поначалу вызвала улыбки у бойцов, но вскоре они перестали обращать внимание на кустарные подсумки.

Через неделю такого отдыха произошло событие, которое сильно повлияло на судьбу нашего отряда. Меня разбудила внезапно начавшаяся в лагере беготня. Не понимая, что происходит, я пытался продрать глаза. Стояла глубокая ночь.

— Что опять случилось-то? — послышался искаженный зевком голос Лешки.

Я, уже поборов остатки сна, поднялся и поймал за руку пробегавшего мимо бойца.

— Что случилось?

— Самолет. Говорят, немцы парашютистов сбросили! — Вырвавшись, боец скрылся в темноте.

— Еще парашютистов нам не хватало! — Лешка, мотнув головой, окончательно проснулся и схватил карабин. — Побежали, узнаем, что за парашютисты.

Мы побежали в центр лагеря, где обычно ночевал майор. Там уже собралось почти все население лагеря, и из толпы слышались команды, аккомпанементом которым звучали перешептывания партизан. Мы появились одними из последних. Майор как раз скомандовал послать два взвода на место предполагаемого приземления немецкого десанта, а остальным – занять оборону по периметру лагеря.

— Что там за парашютисты? — спросил я стоявшего рядом усатого дядьку в танкистском шлемофоне.

— Кажуть, нимци, — на украинском языке ответил тот. — З заставы хлопэць прыбиг. Говорыть, що спочатку литака бачив, а потим парашюты в нэби.

— Ясно… — протянул я, поправляя висевший на груди автомат. — И много парашютов?

— Та бис його знае. Що казалы, то й знаю.

— Ну что, Лешка, — повернулся я к Митрофанчику, — пошли оборону занимать?

Поблагодарив разъяснившего нам обстановку партизана, мы побежали на окраину лагеря, где спешно занимал круговую оборону отряд.

— Вообще странно, — сказал я, упав за деревом и положив перед собой МП. — Разведчиков в небе не было, заставы тоже никого не поймали. Или немцы точно знают, где мы, или они про нас вообще не знают и десант сбросили не для нас.

— А для кого же? — удивился Лешка, пристраивающий карабин между выступающими корнями соседнего дерева. — Тут кроме нас-то никого.

— Вот мы, когда через реку перебирались, тоже думали, что кроме нас тут никого, — напомнил ему недавние события я.

Минут десять мы лежали молча. Холод от земли стал постепенно пробираться сквозь куртку, навевая мысли о простуженных почках. Больно врезались в живот автоматные магазины.

— А может, это не немцы? — подумал я вслух, поправляя мешавший подсумок.

— А кто ж тогда? — отозвался Лешка.

— Может, наши.

— Думаешь, наступают? — В голосе Митрофанчика зазвучала радость. — На запад фашиста погнали?

Нет, дорогой. На запад мы еще немцев не скоро погоним… А сюда до 1944-го вообще не дойдем. Так что максимум – диверсионная группа. Но вслух говорить такое нельзя.

— Не знаю, — произнес я.

Мы еще помолчали.