Лесной фронт. Дилогия
Шрифт:
В лагере готовились к бою. Партизаны спешно искали удобные позиции. Кто-то пытался окопаться в пропитанной влагой почве, кто-то просто залег за деревом потолще. Капитан, под тем же деревом, где давал указания мне, сейчас выслушивал ожесточенно жестикулирующего бойца. Я поискал глазами Гришина и увидел его, сидящего под одним из редких деревьев. Над Максимом склонилась Оля и, насколько я смог разглядеть, перевязывала его. Направился было к нему, но, подумав, что сначала надо доложить капитану о проделанной работе, изменил направление.
— …Не меньше батальона, — подойдя к капитану, услышал я возбужденный голос докладывающего бойца.
Увидев меня, капитан жестом прервал его и повернулся в мою сторону.— Товарищ капитан, мины установлены.
Тот только кивнул и снова повернулся к бойцу:— Продолжайте.
— Товарищ капитан, — вновь заговорил боец, — немцы идут цепями. Впереди разведка, шагов на сто сзади – основные силы.
Капитан, заметив, что я продолжаю стоять, снова повернулся ко мне:— Найденов, тебе заняться нечем?
Я развернулся и почти бегом припустил к Гришину. Оли возле него уже не было. Максим сидел и, морщась от боли, потирал здоровой рукой другую – забинтованную. Увидев меня, он с трудом встал.
— Ты как? — спросил я его. — Сильно зацепило?
— Жить буду, — скривился Максим.
— Рассказывай давай, что там у вас произошло? Где Винский?
— Да вот, как началась стрельба, — начал Гришин, — мы сразу начали наш склад минировать. Потом прибежали с заставы, сказали, что немцы идут. Мы залегли. Думали, продержимся, пока остальные не подойдут. Потом немцы появились. Сначала вроде немного. Мы отбились. А потом они как поперли… Склад мы подорвали и отступать начали. Вот так до болота и дошли, а немцы прямо на плечах сидели.
— С Винским что? — напомнил я.
— Не знаю. — Максим снова скривился. — Я его, как начали отступать, не видел.
— Ладно, потом расскажешь. Сейчас иди к реке и заляг там. Стрелять все равно не сможешь.
Я повернулся и побежал искать Лешку. Он лежал за толстым стволом поваленного дерева и осторожно выглядывал из-за укрытия в сторону леса. Я, скинув с плеча карабин и ранец, упал рядом.
— Максима в правую руку ранило, — пояснил я в ответ на вопросительный взгляд Митрофанчика, — а что с Андреем – не знаю.
Лешка сплюнул сквозь зубы и снова выглянул из-за бревна.— А нам теперь что? — спросил он после паузы.
— А я знаю? Командир никаких указаний не давал.
Только сейчас я заметил, что снова наступила тишина. Стрельба утихла, и только хриплые шепотки лежащих вокруг бойцов нарушали тишину. Видимо, с теми, кто остался прикрывать, уже покончено. И немцы сейчас… Что они делают? Рискнут ли сунуться в болото? Хлопнул небольшой взрыв, ответом которому стали вопли. За ними последовал еще один взрыв. Наши подарочки сработали. Значит, скоро будут гости. Рискнули-таки.
Я перевернулся на спину и уставился в небо. Вполне возможно, что очень скоро я буду там, в этой бескрайней синеве. По крайней мере, я на это надеюсь. Прозвучало еще три взрыва. Я мотнул головой, отгоняя упаднические мысли, и попытался сконцентрироваться на предстоящей задаче. Выжить! Небо подождет – еще успеем. Я подтянул к себе ранец и выложил перед собой на траву винтовочные обоймы. Потом подумал и половину патронов переложил в карман – вдруг придется покидать позицию. Засунул сзади за пояс пистолет, выложил на землю три гранаты – две «колотушки» и одно «яйцо». Ну что, гансики, потанцуем?
* * *
Первый немец показался минут через пять. Он осторожно вышел из кустов, которые отделяло от нашей позиции метров пятьдесят заросшей травой грязи, и присел, внимательно осматриваясь. Тут же, откуда-то сбоку, щелкнуло несколько выстрелов, бросивших немца обратно, и заросли отозвались хаотичным залпом. С нашей стороны тоже загрохотало. Загудел где-то, с нашей стороны, ДП, застрекотал, поддерживая его, немецкий МГ. Вскоре им ответили, с другой стороны, еще два пулемета. Воздух наполнился воющим железом и клубами порохового дыма. О каком-то организованном ведении огня не было и речи. Партизаны палили на вспышки и просто, наудачу, по зарослям. Над моей головой провыли две пули, и я инстинктивно вжался в землю. С другой стороны в бревно глухо ударила пуля. Я посмотрел на Лешку – он сосредоточенно куда-то целился. Выстрелил, передернул затвор, снова выстрелил и тоже нырнул за бревно. В наше укрытие ударили еще несколько пуль. Просвистела над головами пулеметная очередь.
В голове крутилась только нецензурщина, основным смыслом которой было то, что в этом филиале ада я явно лишний. Лешка как-то странно глянул на меня и снова выглянул из-за бревна. Этот взгляд будто что-то перевернул во мне. Дело даже не в том, что не хотелось прослыть трусом. Не хотелось, конечно, но я всегда соглашался с пословицей, что живая собака лучше дохлого льва. Но сейчас мне пришла в голову другая мысль – а чем я лучше? Или хуже? Чем хуже я Лешки, других бойцов, которые сейчас отстреливались от врага? Чем хуже тех, чьи останки я поднимал в далеком и, казалось, нереальном будущем? Кто эти все люди? Это ведь не спецназовцы, которых годами натаскивали в тренировочных лагерях. Не прошедшие годы и десятилетия войн ветераны. Не роботы, в конце концов! Это же обычные люди! Вот хотя бы Лешка – вроде бы он говорил, что до войны был простым колхозником. А вон, в заполненной водой ячейке, выглядывает из-за хиленького бруствера из грязи и дерна щуплый парнишка лет восемнадцати, который вряд ли отслужил уже свой первый год в армии. Трактористы, спешно пересаженные в танки и горевшие в своих машинах, летчики, не сейчас, но позже взлетавшие в небо после ускоренных курсов «взлет-посадка» и не отступавшие перед сбившими не один десяток самолетов асами люфтваффе, студенты, учителя, врачи, писатели, художники… Они воюют всего лишь на каких-то пару месяцев дольше меня, но не забиваются ведь в щель поглубже, лишь бы спрятаться от свистящей и воющей вокруг смерти. Да, им страшно. Но они продолжают стрелять. Обычные люди, которых война заставила бросить привычные мирные занятия и взять в руки оружие. Даже Оля хочет бить врага. А я что – здоровый мужик, который скоро разменяет тридцатник, буду прятаться за спинами мальчишек, которых призвали в армию только в этом году? Нет, мне все же стыдно прослыть трусом. Но не перед ними. Стыдно в первую очередь перед собой! Так что хрен вам, господа немцы, и тебе, товарищ Алексей «Найденов». Выбирайся-ка ты из своей норы и берись за дело!
Стиснув зубы, я передернул затвор карабина и выглянул из-за бревна. Оказывается, немцы попытались с ходу наступать цепью, но попали под концентрированный огонь наших бойцов, откатывались назад. На земле лежал десяток убитых и раненых солдат противника, а остальные, пятясь и отстреливаясь, пытались укрыться за деревьями и кустами. Из зарослей, бодро стрекоча, сверкал вспышками пулемет. Я направил карабин на ближайшего немца и, не целясь, нажал на спусковой крючок. Враг дернулся и упал. Над головой взвизгнули сразу три пули. Я нырнул обратно, тут же передернул затвор и, снова выглянув, выстрелил. Снова спрятался. Со стороны немцев раздался странный квакающий звук, потом еще раз. Сверху что-то протяжно завыло. Миномет! Песец, только и успел подумать я, как сзади гулко ухнуло. Сверху дождем посыпалась поднятая взрывом грязь и мелкий мусор. Взвизгнул, пролетая мимо, осколок. Снова ухнуло. Когда немного стих звон в ушах, с нашей стороны, судя по выстрелам, было уже на один пулемет меньше. Кто-то истошно орал. Ну да, в чьих-то мемуарах я читал, что редкий пулеметчик на этой войне жил дольше пары боев. Немцы сразу, как выявляли позицию пулемета, концентрировали на ней огонь всего, что у них было. Хуже приходилось только расчетам противотанковых орудий.
С вступлением в бой миномета ситуация резко изменилась. Если в начале боя мы могли просто отстреливаться из укрытий, то теперь нас прочно прижали к земле, не давая даже нос высунуть. С той стороны работали два миномета, с максимальной скоростью засыпая нас «летучками». А чтобы не дать даже шанса поднять голову, воздух над нами прочесывали длинными очередями три пулемета. И это не считая винтовочных выстрелов и пары автоматов. Лешка лежал рядом на спине и витиевато ругался. Я тоже ругался, удивляя окружающих непонятными упоминаниями полярной лисички. Время от времени с нашей стороны все же раздавались выстрелы – особо смелые бойцы осмеливались на секунду выглядывать и, не целясь, посылать пули в сторону противника. Вот стих пулемет. Мины стали ложиться гораздо дальше в глубь нашей обороны.