Лесной фронт. Дилогия
Шрифт:
— Я согласен. — Генрих встал и ответил, даже не раздумывая. Остальные же стали переглядываться, и этот безмолвный разговор затянулся секунд на десять.
— Я тоже согласен, пан командир, — вторым подал голос Алик.
— И я, — чуть погодя согласился и Филипп.
Дольше всех думал Семен Зельц. Он то обводил придирчивым взглядом наш отряд, то смотрел куда-то в землю. Создалось такое впечатление, что Семен где-то в магазине или на базаре выбирает нужный ему товар. Причем выбирает тщательно — взвешивая, обмеривая, чуть ли не обнюхивая. В конце концов, когда мне уже начало надоедать дожидаться его слова, Семен тоже поднялся.
— Согласен, — только и сказал он.
— А раз согласен… — я вытащил на всякий случай пистолет, — то сними-ка штаны.
Семен встрепенулся и отступил на шаг назад. Знаете, я его, честно говоря, очень даже понимаю. Лес, раннее утро… Вдруг вооруженный мужик требует снять штаны. Каково, а? Хотя в этом времени всяких извращенцев вроде бы гораздо меньше, чем в моем, но есть ведь над чем задуматься. Как бы я на его месте отреагировал — не знаю. Семен же принялся затравленно озирается — явно искал пути к побегу. Опешили и все остальные, кроме Яна.
— Понимаешь, Семен, — самым доброжелательным, успокаивающим тоном начал я, — насчет остальных троих у меня никаких подозрений нет. А тебя никто не знает. Ты ведь еврей?
Семен, не обнаружив никакой возможности сбежать — сзади, хоть и сам не понимая, что нашло на командира, ему перекрыл дорогу Антон, — сжался в комок. После моего вопроса он только продолжал стрелять по сторонам глазами. Я, понимая, что творится сейчас у него в голове, не торопил с ответом. В конце концов, Семен кивнул.
— Вот я и хочу убедиться, что ты еврей. Ты уж извини за такой метод. Сам понимаешь… Если это так, то к немцам ты не побежишь — сам слышал, наверное, что они с евреями делают. А если не слышал — Генрих тебе расскажет. Он в Германии, наверное, насмотрелся.
Судя по тому, как заиграли желваки на лице Генриха, он действительно многое повидал. Кое-что слышал, похоже, и Семен, потому что лицо его сразу окаменело. Медленно, дрожащими руками он спустил штаны и выпрямился со всей возможной в такой ситуации гордостью.
— Надевай! — Удовлетворившись результатом такой проверки, я махнул рукой. Семен действительно оказался евреем. Все признаки — налицо. Точнее, на другое место… — Возьмете оружие из того, что мы собрали на лесопилке. Славко, посмотри там в мешках, что у нас из еды есть. До завтра отдыхаем.
После полудня погода начала портиться и вскоре «обрадовала» нас мелким дождиком. Осень начинает вступать в свои права, подумал я, зябко передернув плечами. Интересно, какое сейчас число? По моим прикидкам, уже десятые числа сентября. Интересно, как там моя карта, которую подправил тогда? Получилось ли хоть что-то изменить? И где сейчас фронт? Если история не изменилась, то вроде бы сейчас наши потихоньку ликвидируют Окунинский плацдарм, а где-то в Берлине немцы принимают решение перебросить часть войск с московского направления на юг — к Киеву. Или это было раньше? Не помню. А если все же Красная армия не допустила выхода немцев на левый берег Днепра? Что там сейчас? Вопросы, вопросы… Постепенно мысли переходят на более близкие лично мне моменты. Как там дела у майора? Смогли ли они взорвать мост? И как там Оля? В принципе, она не должна участвовать в операции, но кто знает… До Сарн еще ж надо дойти. Отмахать больше сотни километров по оккупированной территории тихо, незамеченными. И тоже ведь никак не узнаешь, что с ними! Пусть до Сарн сто пятьдесят километров, а до Киева — все пятьсот будет. Но какие-то сведения получить, что от Сарн, что от Киева — будто они находятся на другом континенте. Блин, я даже не знаю, что с моей группой! Кое-что слышал, конечно, но информация ведь дошла даже не через третьи руки. Выжил ли Митрофаныч? Взгляд скользнул по идущему впереди Генриху. Он ведь из Гощи, пришла в голову идея, и забрали его на лесопилку уже после взрыва. Вдруг что-то знает?
— Генрих, ты что-то слышал о партизанах, которые взорвали мост? — Я поравнялся с Генрихом и пошел рядом.
— Говорят, поубивали всех, — ответил он.
Мы прошли десяток шагов молча. Я пытался придумать, как бы сформулировать следующий вопрос. Нет, я, конечно, знал, как его сформулировать, но очень не хотелось слышать самый вероятный ответ.
— Другие говорят, — продолжил вдруг Генрих, — шо наоборот — немцев поубивали и скрылись…
— Ну а ты сам видел что-то?
— Так шо ж я мог видеть? — развел руками Генрих. — То ж ночью было. А наутро никого уже к мосту не пускали.
— Понятно. — Ничего нового Генрих мне не сказал. Жаль…
— То ваши были? — спросил вдруг Генрих.
— Наши, — кивнул я. — Мост я сам взрывал. Перед самым взрывом в воду прыгнул — так и выжил.
Я вкратце рассказал Генриху, как мы взрывали мост и как меня потом Антон с Яном выловили из реки. На протяжении всего рассказа Генрих молчал, только изредка кивая в знак того, что слушает.
— Вот видишь, — подытожил Генрих мою историю, когда я закончил рассказывать, — ты же выжил. Значит, кто-то еще мог уцелеть.
Мы еще немного помолчали. Дождь то усиливался, то практически прекращался, превращаясь из капель в мелкую водяную пыль. Я глянул на небо — тучи упорно не желали давать хоть какой-то просвет. Подыскать, что ли, какое-то укрытие? Или уже когда придем на место? Следующую ночь я решил посвятить решению вопроса со взрывчаткой. Лесопилка — это, конечно, хорошо, но и подорвать что-нибудь не помешает, чтоб немцам жизнь малиной не казалась. Поэтому, хорошенько отдохнув, выспавшись, вымывшись в небольшом ручье и спрятав весь лишний груз, мы на следующий день отправились по краю леса к Сенному. Оттуда можно было быстро добраться ночью до минного поля возле Коросятина, о котором нам поведал отказавшийся присоединиться к отряду Тарас. Напрягало меня единственное: не было никаких инструментов, кроме штык-ножа. Так что если и добудем мины, то разряжать их будет… весьма экстремально. Но что делать…
— Повозка! — идущий впереди Антон резко остановился.
Мы быстро попрятались за деревья и залегли. Я подполз поближе к кромке леса и, раздвинув ветки куста, посмотрел туда, куда перед этим указывал Антон. Менее чем в паре десятков метров от края леса шла небольшая разбитая грунтовка, по которой нам навстречу медленно катилась обычная крестьянская телега. Чтобы поравняться с нами, ей оставалось преодолеть еще метров пятьдесят. Гнедая лошадка с лохматой гривой лениво переступала копытами, время от времени нагибаясь и пощипывая придорожную траву. В телеге сидел какой-то мужичок. О том, что он не спит, свидетельствовало только одно: иногда так же лениво, как шла его лошадь, встряхивал вожжи. Эдакая сельская идиллия — хоть картину рисуй… Если бы еще не дождь. И не ствол винтовки или карабина, выглядывавший из-за плеча возницы. Полицай? А кто еще мог так спокойно, с ленцой, разъезжать здесь, по оккупированной территории, в одиночку и с оружием? Хотя мы же тоже с оружием? Я пригляделся к вознице — шапка-ушанка, из-под которой торчат нечесаные волосы, грубые черты лица, небольшая бородка, грязно-серая матерчатая куртка… Нарукавной повязки вроде бы не видно. О! А он, оказывается, не один! С телеги соскочил второй мужик, лишь немногим отличающийся от возницы. Оружия при нем не наблюдалось. И повязки — тоже. Мужик остановился на обочине и справил нужду, а потом, каким-то подпрыгивающим шагом, догнал телегу и, запрыгнув на нее, снова исчез. Лежит в телеге, значит? Под дождем? Я покачал головой — удовольствие лежать в мокрой телеге, даже на сене, которое тоже должно насквозь промокнуть, как мне кажется, ниже среднего. Остается вопрос: что с ними делать? С одной стороны, лучше всего было бы пропустить этих двоих и не светиться перед предстоящим ночным делом. С другой стороны, их всего двое против нас девятерых. И если это все же вражеские прислужники, можно их хорошо порасспросить. Что делается в округе — знать не помешает. Или все же пропустить? А повозка все ближе. Вот-вот поравняется с нами. Еще каких-то полминуты. Монетку, что ли, кинуть?
— Ян, Антон, зайдете сзади, когда повозка остановится. Остальные лежат здесь и, если что, открывают огонь.
Я положил на землю винтовку, снял с себя все, что могло бы выдать во мне бойца, а не мирного жителя, вытащил пистолет и, держа его так, чтоб не было заметно, шагнул из-под прикрытия деревьев. Возница мгновенно вышел из своего сонного состояния и резко натянул поводья, отчего лошадь запнулась, а потом повернула голову и с укоризной на него глянула. Над бортиком телеги показалась голова пассажира. Я стоял и думал, что сказать. Закурить попросить, что ли? Или спросить, как пройти в Сенное? Нет, ставить незнакомцев в известность о нашей цели не следует. Пока я размышлял, возница первым подал голос.